Будни феодала 2
Шрифт:
Ловок, шельма… Но все ж отчасти мой замысел все же удался. Во-первых, — Богун, спрыгивая, выронил пистоль и поднять его не может — конь все еще агонизирует. И я, легко уклоняясь от боя и выдерживая небольшую дистанцию, могу просто расстрелять его. У меня же еще целая дюжина неиспользованных зарядов. Но, как я уже сказал, — убивать Богуна я не хочу.
А во-вторых, — у меня верховая езда прокачана всего лишь на «5» из «10», тогда как любой казак можно сказать, родился на коне, так что фехтовать сидя в седле мне было бы гораздо сложнее, чем твердо стоя на ногах.
Придерживаю
Громкий, одобрительный гул в казацком лагере свидетельствует, что там оценили мой рыцарский жест.
Богун тоже не ожидал. Стоит и не отрывает взгляда от пистоля в моей руке.
Прячу пистоль, достаю саблю.
— Умри, лотр! — кричит казак, выхватывает карабелю и быстрым шагом направляется ко мне.
— Может, разойдемся миром? — бормочу первое, что приходит в голову. Но казак только зубами скрипит и с ходу атакует.
Ставлю блок.
— Может, поговорим?
— Не о чем нам говорить… — шипит Богун и обрушивает на меня целый вихрь ударов.
Но я не зря прокачивал по максимуму владение холодным оружием. Все его финты считываю легко и успеваю парировать.
— Скажи, куда дел Елену и умрешь легко… — не говорит, а рычит полковник.
— Ну, коль ты знаешь, что это я ее освободил, то и о том, куда она поехала — тоже знать должен… — отвечаю. — К жениху.
Ответ Богуну не понравился. Казак снова бешено атакует. Клинки звенят так часто, словно кто-то косу клепает.
— Ты же не обычный разбойник, — пытаюсь усовестить Богуна. — Даже поляки считают тебя рыцарем. Так что ж ты девку приневолить решил. Разве это по рыцарски? Знаешь же, что она другого любит.
— Девичье настроение, что погода в марте… — шипит казак. — С утра снег и мороз, а с обеда — солнце. Любит… Обсыпал бы ее золотом да каменьями самоцветными — глядишь и стал бы мил. А ты все порушил. Ненавижу!
Казак дышит все тяжелее, и в ударах уже поубавилось прыти. Ну, так я для того разговор и затеял. Чтоб дыхание ему сбить и заставить поскорее использовать тот самый, излюбленный финт. Пока я сам еще не устал.
Парируя и изредка контратакуя, все время смещаюсь влево. И солнце, которое в начале схватки слепило меня, теперь бьет в глаза Богуну.
Но тот, ослепленный ненавистью, словно и не замечает этого. Удары наносит не жалея сил, так словно каждый из них должен стать последним.
Я же берегу силы. И жду…
И вот этот момент настает, начав атаку и вскинув карабелю, Богун ловко перебрасывает оружие из правой руки в левую. Причем, так быстро, что если б я не ждал этого финта, то никак не успел бы среагировать. Но я ждал… И мгновенно, вкладывая в удар всю силу, бью саблей по его клинку.
Есть! Поскольку Богун из правой руки уже выпустил рукоять карабели, а левой еще не успел ухватиться как следует, от моего удара его оружие отлетает далеко в сторону. И пока полковник осознает, что случилось, я делаю круговой разворот и мощно, вкладывая в удар вес тела, бью казака елманью по голове. Мисюрка удар тупой стороной сабли выдерживает, но голова то не железная. Богун вздрагивает, взмахивает руками, словно
Одновременный рев нескольких сотен глоток — на стенах и в казацком лагере — возвещают конец схватки.
Я могу добить поверженного врага, но вместо этого, прячу саблю в ножны и подхожу к Богуну.
Полковник глядит на меня мутным взглядом. И делает усилие, чтоб подняться.
— Лежи, лежи… — удерживаю его. — Пан Иван… не держи зла. Я ведь не тебе худое сделать хотел, а девице помогал. И сделал бы тоже самое, даже если б ее похитил сам Хмельницкий или король Сигизмунд. Не дело это, девку силком под венец тащить. И по людским, и по Божьим законам. А тебя я бы рад был в приятелях, а не среди врагов иметь.
Слов много… Получивший контузию казак наверняка не все слышит и понимает, но в глазах его появляется осмысленное выражение. И он перестает неосознанно шарить рукой по поясу, в поисках сабли. Молчит какое-то время, а потом протягивает мне руку.
— Что ж… Не судьба, значит… Вот тебе моя рука, пан Антоний. Но только товарищами нам все равно не быть.
«Внимание! Ваши отношения с персонажем полковник подольский Иван Богун изменились с «вражда» на «недоверие»
— Вот и добре. Прощавай, пан Иван. Не поминай лихом…
Запрыгиваю в седло и посылаю коня к воротам острога. Оглядываюсь еще и вижу как от лагеря казаков отделяется несколько всадников. Богун тем временем уже поднялся на ноги и стоит, понурив голову.
— Слава! Слава! — гремит на стенах.
Ну, что ж. Я доволен. И врагом одним меньше стало, и сорок тысяч заработал. Будет на что камень для стен купить, не трогая основной капитал. В общем, удачный день…
«Победа! Осада с села Замошье снята! Вы заработали уважение «+5». Вы заработали 24 860 очков опыта. Часть ваших воинов заслужила повышение. Вы получаете награду — 5 000 золота. Ваши отношения с фракцией Войско Запорожское изменилось с «недоверие» до «равнодушие». Ваши отношения с полковником Золотаренком остались прежними «доверие». За победу в этом сражении вам полагается приз «Рукавицы рейтара» защита рук «+18». Ваши люди ликуют, лояльность жителей села Замошье — «100%»
Неплохо… И рукавицы в тему, особенно если вспомнить сколько они стоят у лавочников. Да и пять тысяч монет тоже не лишние. А уж возможность повысить своих воинов, это вообще шикарно. Особенно с учетом того, что я, кажется, созрел для похода в Калварию.
Ну, а что? С поляками мир, с казаками тоже отношения наладились. О татарах, пока у них ханом мой друг, вообще можно не думать. А русские и шведы далеко. Да и не до меня им… Если новгородский купец хотя бы половину правды сказал, то могу спорить на свой лучший пистоль, что не пройдет и недели, как они сцепятся. Не может царь упустить такой момент и не попытаться оттяпать у ослабевшего Карла часть территории. А это значит, что я спокойно могу отлучится на месяц-другой, не опасаясь за свою собственность. Оставлю старшим Цепеша и Федота, они, похоже, нашли общий язык, дам денег и пусть строят крепость.