Будни феодала
Шрифт:
— Разумно, — придержал я стрельца, порывающегося встать из-за стола. — За это обязательно надо выпить. За удачу…
— За удачу надо… — согласился Федот и одним духом опорожнил стакан. Потом тяжело опустился на скамейку. — Сейчас…
— Слушай, я в городе ничего не знаю. У Касьяна дом с резными наличниками на окнах и зеленой крышей?
— Чего? — захлопал глазами стрелец. — Какой еще зеленой?.. Кто тебе такую глупость сказал? Обычная крыша, гонтом шитая. Конек, правда, затейливый. В виде собачьей головы. И крыльцо… дюже скрипучее…
Федот положил отяжелевшую голову на руки и мирно засопел. Отлично, именно то, что требовалось.
— Хозяин…
— Да, господин.
— Стрельца не тревожь. Если проснется раньше рассвета — поднеси ему еще штоф. Буянить начнет, можешь даже связать. Не в себе человек… Пусть проспится. Утро вечера мудренее.
— Золотые… слова… — хозяин кабака многозначительно предъявил мне пустую ладонь.
— Сойдемся на серебряных… Только платить будет он… — я указал на «Завсегдатая». Все еще трезвого.
— С чего это? — вскинулся тот, словно только и ждал подначки.
— А с того, сударь, что у меня кулаки целый день чешутся. Не желаешь силой померяться? Ставлю 25 талеров. Побьешь меня — твой выигрыш. Я тебя уложу — заплатишь кабатчику. По рукам?
— Да с превеликим удовольствием! — резво вскочил тот на ноги. — Ну берегись, сударь, живого места на тебе не оставлю!
— Не на рать идучи хвались, а когда с рати… закончишь, — подмигнул я кабатчику. После снял саблю, положил ее на скамью рядом с хлопцами и кивнул задире. — Веди. Показывай, где тут у вас толока?
Ночное время диктовало свои условия для поединка, поэтому противник повел меня к торговым рядам. Там, чтоб отпугнуть воришек, всю ночь горели факелы.
— Я это, что сказать хотел… Надеюсь, ты знаешь, куда мы идем? Не собираешься потасовку под окнами Тайного приказа затеять?
— Не дурнее чужаков, — проворчал тот. — Вон дом подьячего Касьяна… — ткнул пальцем в пятистенок с выгулом и резным крыльцом. — А мы… — еще один жест чуть в сторону, — туда идем. Если орать не будешь, даже не услышит. Вишь, огонь не теплится. Почивает, стало быть око государево.
— Тогда, я спокоен. Сам только не вопи, когда плюха прилетит.
Дошли до места, скинули жупаны, поплевали в ладони и понеслась…
Смешно. Так я даже в детском садике не дрался. Противник пер на меня дуроломом. Выходил на среднюю дистанцию и только после этого начинал замах. Причем, это даже не давно устаревший из-за относительной медлительности свинг получался, а какая-то медвежья оплеуха, что ли. Не проверял, но был уверен, что могу успеть трубку раскурить, прежде чем сделать шаг назад и пропустить его кулак мимо. Потому что не курящий…
В общем, танец получился следующий: он замахивался, я делал шаг вперед, пробивал прямой в челюсть, вполсилы, чтобы руки не калечить, и отступал. Противник замирал, мотал головой, сплевывал и… все начиналось с начала. Здоровый лось попался. Раз двадцать довелось приласкать, пока он не опустился на одно колено и
— Все, сударь… Твоя взяла… Славно дерешься…
— Ты тоже не промах… — протянул я ему руку. — Всю середку мне начисто отбил… Возвращайся в кабак сам, а я нужник поищу… Не дотерплю…
— Бывает, — довольно осклабился тот, враз забывая, что даже не прикасался ко мне. — Видимо, поужинал чересчур плотно. Ну ничего, дело поправимое. Как место освободишь — приходи. Помимо заклада, с меня угощение. За удовольствие.
— Ой, не напоминай… — я ухватился за живот и, согнувшись, метнулся в темноту. Совершенно случайно, разумеется, именно на ту сторону площади, где стоял дом с «собачьим» коньком на крыше.
Свет в доме не горел, но внутри не спали. Слышались негромкие голоса и невнятная возня. Помня о скрипучем крыльце, я поднялся очень осторожно. Двери в сени тоже открывал по миллиметру. Не сообразил флягу прихватить. Полил бы на петли и все дела…
Вошел и притворил, как было. Вдруг заинтересуется какой-нибудь загулявший допоздна мещанин или случайно подвернувшийся стражник — чего это дверь в доме нараспашку. Непорядок. Захочет выяснить… в самый неподходящий момент. На фиг, на фиг.
Сперва показалось странным, что в прихожей слуг нет. Но по доносившемуся из комнат разговору, причина столь невероятного для меня везения, выяснилась довольно быстро.
— Ну, и чего ревешь, дура? — гнусавый мужской голос звучал насмешкой на фоне тихого плача. — Не рассыпала свои прелести и не расплескала. Умоешься и снова, как новенькая будешь. И потом, сама же ко мне пришла… Не на вожжах тебя тащили.
Женский голос что-то негромко ответил. Что именно, я не расслышал.
— Да на кой ляд мне твой муженек теперь сдался? — неприятно засмеялся мужчина. — Пусть живет… Завтра же скажу дьяку, что пошутил… На лошадиной голове рога не растут, потому что кони не женятся. Га-га-га… Только уговор такой будет, сударушка: муж в лес, ты — как стемнеет, сразу ко мне. А я уж постараюсь, чтобы Федот как можно реже в городе ночевал… — снова рассмеялся, словно дверью заскрипел. — Он же первейший в государстве охотник, вот пусть и промышляет для царя-батюшки… А ты меня тешить будешь. Уяснила? А заартачишься, вот те крест — упеку твоего разлюбезного туда, где и Макар телят не пас. Да и для тебя что-нить придумаю…
Опять тихое, жалостливое журчание женского голоска.
— Вот и умница… Люблю понятливых. Вытри слезы и иди ко мне. Покажи еще разок Касьяну, как ты его любишь… И не бойся, не бойся. От меня детей не будет. Так что, если сама сдуру не проболтаешься, никто и не узнает.
Черт! Черт. Черт… Похоже, опоздал я. Перемудрил с алиби. Надо было сразу сюда бежать, а не потешные бои устраивать. Ну, да ладно. Чего уж теперь… Зато, никаких сомнений.
Не таясь, захожу в опочивальню… Проникающего сквозь слюдяное окошко лунного света, уже привыкшим к темноте глазам, достаточно.