Будни и праздники
Шрифт:
— Правильно. Если ничего не делать. Но ведь надо делать! Что-то строить, придумывать, чем занять людей. Почему, скажи мне, мы возим хлопок на приемный пункт, а не обрабатываем у себя в совхозе? Думаешь, не сумеем очистить, просушить? Вот уже сто человек будут заняты. А вторые, третьи урожаи?! Почему во Франции по два урожая снимают? Вот еще сотни людей загружены. А колхозные и совхозные промыслы? Женщины издавна ковры ткали. Почему и сейчас не заняться? Да мало ли чем можно занять людей, если голова варит.
— А если не варит?
— В этом-то все и дело. Жулика можно разоблачить, а лентяя как привлечь к ответу? Думаю послать в ЦК предложение
— В ЦК? — переспросил Назар, не веря, что речь идет о Центральном Комитете партии. До такого он и в мыслях не доходил, и потому не верилось ему, что можно это сделать. — А какой парадигмы? Что это такое?
— Парадигма — это господствующая в определенный период система взглядов, теорий и принципов, — спокойно объяснил Юлдаш, изредка поглядывая на Назара, чтобы проверить, понимает ли он, о чем речь. — Сейчас все построено на выполнении плана. Так? За это премируют, благодарят. Выполнил план — ты хороший. Но вот беда, план-то может быть заниженный. Многие стремятся, чтобы планы были заниженными, чтобы легче их было выполнять и чуть-чуть перевыполнять, чтобы получать премии. Представляешь, вот он… — кивнул Эргаш на шофера, проезжавшего мимо самосвала, — и другой, десятый, двадцатый работают ниже своих возможностей. Вот я и думаю, что нам надо создать такую систему, чтобы премировать и благодарить не за выполнение плана, который есть закон, а за максимальное использование всех имеющихся в хозяйстве резервов и ресурсов. За то, например, как используешь землю. Получаешь вторые урожаи? Растет урожайность? Получай премию, орден, славу, почет. И так по всем остальным показателям.
— Интересно, — согласился Назар и отметил про себя, что сам он никогда не задумывался над такими вопросами.
— Необходимо! — поправил его Юлдаш. — Когда появится новая цель, то будет другой подход к хозяйствованию. Тогда все будут заинтересованы не просто в получении планового урожая, а в достижении сверхурожая. Само собой разумеется, что план тогда выполнится.
Назар впервые говорил о таких больших государственных проблемах, так вот запросто обсуждал их с человеком, который будет писать свои соображения в ЦК. Осторожно приглядывался к нему. С виду в нем не было ничего особенного, встретил бы такого на улице, подумал бы, что просто пижон. А сейчас Назар радовался, что судьба свела его с этим человеком. Еще он думал, что мало просто хорошо работать, а надо еще думать по-государственному, и тогда откроется истина, тогда только можно найти настоящие резервы.
— Не знаю, как у вас в совхозе, — продолжал рассуждать Юлдаш, — а у нас все самое эффективное пришло сверху. Вот считай, — поднял он руку и стал по очереди загибать пальцы, — химия, сортосмена, севообороты, точный сев, новые сорта, стимуляторы роста. По каждому вопросу десятки семинаров, совещаний, накачек, выговоров. А сколько невнедренного остается, такого, что сразу дало бы отдачу.
— Мы «вторую целину» вспахали…
— Слышал. Обязательно приеду посмотреть. А кто предложил?
— Звеньевой наш, Шалдаев.
— Но не агроном — вот в чем суть! Вы предложили и внедрили сами, потому что заинтересованы в дополнительных тоннах урожая. Видишь, вам не план нужен, а сверхурожай. А агроном и без «второй целины» получит свои премиальные — за выполнение плана.
Разговаривая, не заметили, как доехали до юлдашевского совхоза. Дом его был высок и просторен, с широкой террасой, по одну сторону которой был привычный айван с расстеленным паласом ручной работы, а по другую стояли
Пока Назар огляделся, Юлдаш достал из багажника свертки с покупками, понес их на террасу. Из дома вышли три женщины. Пожилая, видимо, мать, осталась стоять на пороге с грудным ребенком на руках, а молодые обрадованно бросились к Юлдашу, целовали его и, смеясь, что-то быстро говорили.
— У нас гость, — сказал Юлдаш и представил подходившего к террасе Назара. — Бригадир из совхоза «Прогресс» Назар Санаев. Будем с ним соревноваться… А это — моя жена Рано, сестренка Умида, мама Салвар-апа и первая моя наследница. Женское царство, как видишь. Утром зацелуют — умываться не надо.
Рассерженная сестренка шлепнула его ладошкой.
— А это массаж, — смеялся Юлдаш.
— Не обращайте на него внимания, — подала руку Рано. — Добро пожаловать.
— Вы тот самый Назар, который «вторую целину» пашет? — спросила Умида.
— Тот, тот, — подтвердил Юлдаш. — Ужин будет? Мы голодны, как…
— Можешь не продолжать. Умывайтесь — и за стол, — скомандовала Рано.
Умывались за домом в пристройке, оборудованной самодельным душем. Потом осматривали хозяйство Юлдаша. Больше всего Назару понравилась его мастерская. Большая комната была заполнена всевозможными станочками и механическими приспособлениями. Самодельные и заводские, купленные в магазине и подобранные на свалках утиля, они лоснились от масла. На стенах в держателях висели столярные и слесарные инструменты, под потолком на полках хранились химреактивы, батареи, какие-то детали и приборы.
— Вот это да-а! — восхитился Назар.
— А ты как думал?!
— У нас в совхозной мастерской такого нет.
— У нас тоже.
— Тебя раскулачивать надо.
— Пытались… С тринадцати лет собираю: хотел сделать гоночный автомобиль. Тут у нас мастерская сложного ремонта. Кому что надо сделать — идут сюда.
Умида заглянула в мастерскую и пригласила к столу. Она была в праздничном белом платье и светилась радостью, что в доме был гость.
— А то остынет, — добавила она, оставаясь стоять в дверях.
— А ты чего так нарядилась? — подмигнул сестренке Юлдаш.
— В кино иду, — отступила Умида от двери.
— А-а… — понимающе кивнул Юлдаш.
— Бэ-э… — передразнила его Умида и первой прошла на террасу, где их ждал накрытый стол.
— Вот молодежь пошла: никакого почтения к старшим.
За столом шутливая перепалка брата с сестрой продолжалась. За Умиду вступилась Рано, а Салвар-апа, нянчившая малышку, защищала сына. Спорили о том, что люди наряжаются затем, чтобы за красивой одеждой спрятать отсутствие содержания.
— Вот зачем ты нарядилась? — приставал Юлдаш к Умиде.
— Я — понятно: чтобы нравиться. А почему ты наряжаешься всегда, как жених?
— Нет, это я — понятно! Одеваюсь без хитростей, потому что приятно.
— Почему же ты думаешь, что мне не приятно ходить в новом платье? В чем тут хитрость, не понимаю.
— Назарджан, вы не обижаете своих сестер, как Юлдаш? — спросила Рано, беря на руки расплакавшегося ребенка.
— Я младший, — ответил Назар, с удовольствием рассматривая Рано. Неброская, но очень милая, она светилась тихим счастьем материнства с сознанием чего-то такого, чего мужчинам знать не дано.