Будни отважных
Шрифт:
Сержант подбежал к товарищу:
— Быстрее в управление. Доложи дежурному, покажи вот это. Машину видел?
— Видел!
— Опиши, значит.
Весть о машине моментально облетела комнаты. Заработали телефоны. Во все концы города полетел приказ задержать неизвестный автомобиль. К утру пришло сообщение, что машину видели в поселке Берберовке. И в ту же минуту от ворот управления в сторону Берберовки рванулся грузовик с оперативной группой. А спустя три часа перед начальником управления предстал низенький плешивый человек с бегающими глазами. В подвале его дома нашли чуть ли не целый склад награбленного
Немцы бомбили Ростов. Воздушные тревоги следовали одна за другой. В перерывах между ними в управление милиции шли люди, сдавали боеприпасы, личное, а также боевое и учебное оружие, что хранилось в организациях Осоавиахима.
В те дни каждая винтовка была на вес золота. Боевым оружием оснащались ополченцы, а учебное мы отправляли в цеха заводов на переделку. И тоже — на фронт.
Во время очередного налета фашистов я поднялся на крышу здания. Здесь и на других постах круглосуточно дежурили люди, следя за воздухом, устанавливая направление движения вражеских самолетов, очаги поражения. Каждый такой наблюдательный пост был соединен телефонной связью с командным пунктом управления.
Внизу надрывно выла сирена, предупреждая граждан об опасности. Наряды милиции на улицах помогали горожанам укрываться в бомбоубежищах. Дежурная — сотрудница управления Наташа Хоронько передавала что-то по телефону. Вой сирены заглушил грохот первого взрыва. На город падали фугасные бомбы. Потом посыпались зажигалки.
Я взглянул на молодую женщину. Она сидела все так же прямо и, стараясь перекричать грохот, передавала в трубку данные. Только что в трех метрах от нее, проломив толстое кровельное железо, на крышу упал кусок рельса, которые иногда сбрасывали фашистские стервятники. Я знал: там, внизу, в бомбоубежище, у Наташи лежит тяжелобольной сынишка. Товарищи предлагали заменить ее сегодня на дежурстве. Но Наташа отказалась наотрез.
Самолеты двигались в сторону Театральной площади. Туда же уходила волна взрывов. А Наташа с другими девушками уже металась по крыше, гася зажигалки.
На перекрестке Буденновского проспекта и улицы Энгельса — одинокий постовой милиционер как ни в чем не бывало регулировал движение редкого транспорта. Он не ушел с поста ни на минуту.
Наконец взрывы бомб прекратились. Стих и гул самолетов.
— Кажется, все. Отбомбились. — Дежурная устало присела на табуретку. Снова загудела сирена, возвещая отбой.
— Может, сбегаешь сына проведаешь, я пока подежурю?
Она благодарно взглянула на меня:
— Да, я сейчас.
Люди выходили из бомбоубежищ. Опять ожили вымершие было улицы. И в этот момент снова раздался вой падающей бомбы.
Новый взрыв потряс воздух. Бомба упала на главной улице, возле гостиницы. Упала в самую гущу людей, только что вышедших из убежища.
Начальник приказал мне с группой товарищей срочно ехать на Верхне-Нольную линию. Там взрывом фугасной бомбы разрушило большое здание, в подвале которого завалило много людей. Машина уже ждала у подъезда.
Мы помчались на предельной скорости по изуродованной улице к месту завала. На Верхне-Нольной, возле разрушенного дома, кипела работа. Не дожидаясь специальной группы, все, кто оказался поблизости, приступили к расчистке завала. Неизвестно откуда появились лопаты, ломы... На помощь поспешили жители соседних уцелевших
Лом переходит из рук в руки. Вот он у высокого широкоплечего солдата в промокшей от пота выгоревшей гимнастерке. Удар! Еще удар... В стене подвала зияет дыра. Оттуда, из черноты тянутся чьи-то руки. Кто-то кричит: «Спасибо, братцы!». А мы уже прямо руками выламываем кирпичи, расширяя отверстие. Рядом со мной ворочает глыбы тот же солдат.
В образовавшееся отверстие первым просовывают грудного ребенка. Солдат бережно принимает малыша в большущие ладони и, осторожно повернувшись, отдает кому-то, стоящему сзади. Один за другим из подвала выбираются люди. Они полны благодарности своим спасителям.
Стояла глубокая осень. Деревья тревожно тянули к небу оголившиеся ветви. Чувство тревоги переползало из дома в дом, из улицы в улицу. Город ждал. Он готовился к встрече с врагом. Она была неминуема, потому что фронт неумолимо надвигался.
20 ноября 1941 года личный состав работников 6-го отделения милиции получил приказ покинуть территорию отделения и отходить на левый берег Дона: Ростсельмаш уже заняли фашисты. В полном боевом порядке мы отходили к Дону. Тяжелый это был день. Даже сейчас, после стольких лет, трудно вспоминать о той горечи, которая охватила нас всех, уходивших из родного города, уже захлестнутого грохотом боев.
Вечер. По-осеннему густая тьма окутала улицы. У самой реки нашему отряду милиции было предложено вновь выйти на центральную улицу и в полном составе влиться в подразделение Красной Армии, которое вело бой у Темерницкого моста. Заместитель начальника отделения Илья Дмитриевич Боровинский и армейский офицер повели нас к вокзалу.
Грохот близкого боя накатывался волной. Потом все затихало, ночные улицы заполняла настороженность. Мы шли торопливо, уже не заботясь о соблюдении правил передвижения по ночным улицам. Враг был здесь, рядом, может, вон за тем поворотом.
Халтуринский. Прямо на тротуаре человек. Наш офицер. Раненый.
— Братцы... Назад... — слова захлебываются. Ему трудно говорить. — Там немцы... Немцы.
Трясем за плечи:
— А наши? Где наши?
Боровинский приказывает остановиться. И вместе с армейским офицером, совсем еще безусым мальчишкой, уходит вперед. Затихают шаги по асфальту. Снова напряженная тишина заглатывает звуки. И вдруг совсем рядом — гортанная немецкая речь и голос нашего командира громкий, предупреждающий. Мы понимаем, это для нас...
Происходит что-то непонятное. Почему фашисты здесь? Где же наши? Отчего не бьются? Но думать некогда. Отряд быстро рассредоточивается по обе стороны улицы. И в ту минуту, когда тяжелые тени домов скрывают нас, рявкает немецкий пулемет. Ему вторят автоматные очереди. Над улицей вспыхивает осветительная ракета. За ней другая. Кажется, в ярком свете можно найти даже иголку на мостовой.
Команда передается от одного к другому шепотом?
— Отходить к Островскому переулку: неравны силы.