Будни прокурора
Шрифт:
— Чудно, честное слово! — вставая, сказала Тамара и, смеясь, добавила: — Что ж, давайте пройдемся!..
Из всех пятых домов, которые обслуживала Тамара Лукашко, «Известия» доставлялись лишь в дом № 5 по улице Кирпичной, Зое Павловне Рубовой.
Глебов доложил прокурору обо всем, что удалось установить, и о своем намерении завтра же допросить Рубову.
Выслушав его, Лавров поинтересовался:
— О чем вы думаете ее спрашивать?
— Да, собственно, вопрос один: каким образом газета
— А если она скажет, что не знает, как это произошло?
Глебов помолчал: ему не хотелось признаваться в том, что он еще не продумал предстоящей беседы, не подготовился к ней.
— Тогда я выясню, кто у нее бывал в эти дни, и допрошу этих людей, — сказал он.
— Может быть, это и придется сделать, — заметил Лавров, — но прежде, чем задавать Рубовой какие-либо вопросы, постарайтесь выяснить, что она за человек, чем занимается, кто ее родственники, с кем она встречается, кто бывает у нее. Зная образ жизни свидетеля, всегда легче его допрашивать.
— Понял, Юрий Никифорович.
— Завтра дайте задание милиции, а сами тем временем официально допросите соседей Рубовой.
— Хорошо, я начну эту работу завтра же.
На другой день Глебов поехал на Кирпичную. Он решил допросить соседей Рубовой в домашней обстановке, был уверен, что так проще будет вызвать их на откровенный разговор. Правда, предварительно следовало бы зайти в милицию. Быть может, там уже успели получить более или менее полные сведения о семье Рубовых.
«Нет, все равно свидетелей допрашивать надо. Начну с них», — решил Глебов.
Под номером пять оказался маленький одноэтажный особнячок, обнесенный камышовым забором. Несколько минут Глебов ходил по противоположной стороне улицы, размышляя над тем, в какой из соседних домов зайти.
Перейдя улицу, он решительно направился к соседнему дому справа, где застал старушку лет семидесяти, Пелагею Ивановну, женщину, к счастью, очень разговорчивую и прекрасно осведомленную об образе жизни своих соседей. Старушка искренне обрадовалась возможности поговорить с новым человеком, и уже минут через двадцать Глебов знал о семье Рубовых больше, чем надеялся узнать, опросив всех соседей.
Зоя Павловна Рубова работает на швейной фабрике, а муж ее, по специальности штукатур, хорошо зарабатывает, считается одним из лучших рабочих. У них двое взрослых детей: сын и дочь. Сын служит в армии, дочь живет с мужем в другом городе. Недавно к Рубовым приезжал брат жены — Григорий Беляков, освободившийся из заключения.
— Ограбил кого-то. Зоя говорила, пятнадцать лет дали ему, а он уже вернулся! И восемь годов не прошло, как вернулся, бисова душа, — неодобрительно сказала старушка и, понизив голос, продолжала: — Ужо как убийство было на Проезжей, так Зоя места себе найти не могла и до сих пор переживает. Я, говорит, Ивановна, так волновалась, так волновалась…
— Чего же она так волновалась? —
— О Гармашихе-то? — переспросила Пелагея Ивановна. — Да он же ходил до них! Они раньше но соседству жили, так он с той, как ее, ну с дочкой Гармашихи, росли вместе, в одной школе, кажись, учились, а после говорят гуляли вместе. И еще я скажу, пропал он в ту самую ночь. Больше мы его и не видели.
— А скажите, Пелагая Ивановна, — снова спросил Глебов, чувствуя, как от волнения у него вдруг стало горячо в груди, — вы не знаете, не левша он, Гришка этот?
— Кто же его знает, сынок, только у его правой руки вовсе нет. А на что это тебе?
Стараясь скрыть охватившее его волнение, Глебов ответил по возможности спокойным тоном:
— Да так, Пелагея Ивановна. Мы вообще-то любопытный народ, — пошутил он и встал со скамейки. — Ну, спасибо вам за рассказ. Мне бы теперь записать его…
— Да я ж неграмотна, сынок, — перебила старуха. — Расписаться и то не могу, да еще, может быть, что лишнее набалакала…
— Ничего, ничего, Пелагея Ивановна. Зато я грамотный, а расписаться попросим кого-нибудь за вас.
Когда Пелагея Ивановна сказала, что у Белякова нет правой руки, Глебов обрадованно подумал, что преступник, наконец, найден и теперь остается лишь изобличить его. Но тут же упрекнул себя в том, что опять, как в начале расследования этого дела, считает доказанной еще не проверенную версию.
«В сущности у меня еще нет никаких доказательств, одни предположения. Я даже Рубовых не допросил», — думал Глебов, направляясь к дому № 7.
Навстречу, откуда-то из-под камышового забора, выскочила маленькая черная собачонка и, бросаясь под ноги, тонко и заливисто залаяла. Толкнув сбитую из ящичных досок калитку, Глебов вошел во двор, замахнулся на собачонку папкой с бумагами. Собачонка залаяла еще звонче. В это время из саманного домика-времянки вышла заспанная пожилая женщина, видимо, разбуженная лаем. На ходу повязывая платок, она прикрикнула на собаку, привязала ее и, кивнув на дверь, сказала Глебову:
— Проходите в хату. Беспорядок у нас, вы уж извините, с ночной я, заспалась.
— Давайте познакомимся, — сказал Глебов. — Я следователь городской прокуратуры.
Женщина настороженно переспросила:
— Следователь? А я думала с почты. — И она вопросительно взглянула на Глебова, не решаясь спросить его о цели прихода.
Глебов поспешил успокоить хозяйку. Он сказал, что пришел побеседовать с нею о соседях Рубовых, извинился за неожиданное вторжение.
Ольга Федоровна Зайцева отвечала на вопросы Глебова скупо и неохотно, и он невольно подумал, что не будь у Рубовых такой словоохотливой соседки, как Пелагея Ивановна, ему пришлось бы немало поработать, чтобы получить столь важные сведения.