Будни прокурора
Шрифт:
— Вы допросили Лерина? Что он сейчас говорит?
— Он говорит, что был сильно пьян, ничего не помнит, а как оказались у него в кармане облигации и деньги, сказать не может.
Взяв дело, прокурор стал внимательно его читать. Когда он отложил папку в сторону, Багров неуверенным голосом, словно прощупывая прокурора, сказал:
— Если прекращать дело Лерина не очень удобно — что же, можно предать его суду за обоюдную драку с Ефимовым…
Несколько секунд Лавров молча смотрел на Багрова, словно не веря тому, что правильно его
— Заменить статью?.. — тихо переспросил он.
Полагая, что прокурор молчал, обдумывая его предложение, Багров осмелел:
— Конечно! Ведь так-то получится, что человек вовсе зря сидел, а если переквалифицировать…
— Знаете ли, товарищ Багров, это вы бросьте! — жестко сказал Лавров и нервно потянулся за папиросой. — Чтобы за наши с вами грехи другой расплачивался, не получится! Прошли те времена, и настоятельно советую вам забыть о них. Можете идти. Сейчас же подготовьте постановление о прекращении дела и немедленном освобождении Лерина. А когда объявите ему это, попросите его ко мне зайти. До свидания…
Багров вышел. Впервые за все время работы он видел Лаврова таким суровым, колючим, даже грубым. «Хотел как лучше, — размышлял он, так и не поняв своей ошибки, — а он взъерепенился. Вот ведь незадача какая!..»
А Лавров, оставшись один, встал и несколько минут ходил по кабинету возмущенный, опечаленный и раздосадованный. Ведь это он сам, своей рукой, дал санкцию на арест человека, не совершившего никакого преступления!
В город Сталино Лукин и Архангелов прибыли рано утром. Узнав в справочном бюро вокзала адрес нужного им отделения милиции, они вместе с Быковым и Ильевым явились туда.
Быкову и Ильеву предъявили для опознания сначала задержанных, а потом вещи. Как и предполагал Лукин, они ничего и никого не опознали.
— Кто их знает, — разводил руками Быков, перебирая мужские костюмы и пальто. — Может, и в нашем магазине взяты, а только как их угадаешь? Такими товарами по всему Советскому Союзу торгуют. А парней тех я не запомнил, я вам уже говорил.
Сами задержанные заявили, что изъятые у них промтовары вместе с чемоданом они купили на ростовском рынке у цыган, а револьвер лежал на дне чемодана, под вещами, и о нем они ничего не знали. Оба не имели документов и утверждали, что являются жителями Ростова, а в Сталино поехали разыскивать проживающих там родственников.
Однако Лукин и Архангелов, убедившись, что приметы задержанных полностью совпадают с описанными портретами неизвестных, которых видели свидетели в день ограбления на танцплощадке, решили везти их с собою.
Упаковывая в чемоданы изъятые у задержанных промтовары, Лукин заметил на одном из пиджаков этикетку с надписью чернилами. Внимательно вглядевшись в надпись, он узнал роспись Быкова.
— Ого! Смотри-ка, Степан Ильич, — сказал он, подавая Архангелову пиджак, — а товары-то определенно наши!
— Ну, конечно, факсимиле Быкова! — разглядывая этикетку,
— Обязательно! Успеем еще, — взглянув на часы, ответил Лукин. — Веди его сюда.
Когда Архангелов из камеры привел Быкова, на столе уже лежали четыре пиджака с его росписями, бланк протокола допроса и уголовное дело, раскрытое на той странице, где была подшита сличительная ведомость последней ревизии.
— Садитесь сюда, — кивнул Лукин Быкову. — Вот эта ведомость вам знакома?
Быков посмотрел.
— Конечно, знакома. Я же подписал ее.
— Значит, ваша подпись?
— Моя.
— А вот это чья? — снова спросил он, подвигая Быкову один из пиджаков и показывая на этикетку.
Тот несколько секунд молча рассматривал этикетку, затем ответил:
— Кажется, моя.
— Точнее: ваша или нет?
Осмотрев все этикетки, Быков поднял голову и оживленно заговорил:
— Ну, конечно, это мой росписи! И как это я сразу не узнал? Значит, товары из моего магазина? Наконец-то нашли!
И, облегченно вздохнув, с укором добавил:
— Вот видите! А вы меня ни за что в тюрьму бросили.
— Теперь-то уж разберемся, — ответил Лукин, а про себя подумал: «Хитер же ты, мошенник! Но и мы не лыком шиты».
От проницательного взгляда следователя не укрылись ни разлившаяся по лицу Быкова бледность, ни чрезмерное его оживление.
Через несколько дней Лукин предъявил Быкову обвинение.
Взяв из рук следователя отпечатанное на машинке постановление, Быков, беззвучно шевеля губами, прочел:
«Обвиняется в том, что он, работая завмагом рабкоопа на хуторе Зеленом, допустил растрату государственных средств в сумме 24 тысячи рублей, которую скрыл путем внесения исправлений в инвентаризационную ведомость, а впоследствии, вступив в преступную сделку с Краевым и Игнатьевым, симулировал с их помощью вооруженное ограбление магазина, снабдив преступников принадлежащим ему револьвером и предоставив им возможность похитить товаров еще на 26 тысяч рублей».
Пытаясь скрыть овладевшее им волнение, Быков криво усмехнулся и с деланной иронией произнес:
— Вот как! Даже револьвером снабдил. А где ж я мог его взять, по-вашему?
— Как где? На трофейном складе, — как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Лукин. — Вы же работали на трофейном складе в Узбекистане. Забыли?..
Быков растерянно взглянул на следователя, но сейчас же взял себя в руки.
— Положим, работал. Там много всякого оружия было. Так что ж я по-вашему весь склад вывез с собой?
— Зачем же весь? Вот только это, — ответил Лукин и поднявшись из-за стола, открыл сейф. — Вот только это… — многозначительно повторил он, кладя на стол старый, видавший виды револьвер системы «Наган». Черная краска почти вся облезла с него, одна щечка рукоятки была изготовлена из дерева.