Будни Севастопольского подполья
Шрифт:
«…В город проникли партизанские бандиты, которые на улицах расклеили свою печатную газету, — читал он. — Тот, кто укроет их, будет расстрелян на месте. Тому, кто выдаст лазутчиков, распространивших газету, будет выдана награда: 30 тысяч марок и, кроме денег, особый специальный паек на все время оккупации города».
Костя, оглянувшись по сторонам, сорвал не просохший еще листок и спрятал в карман.
Весело насвистывая, он брел к спуску на улицу Ленина. Но, подойдя к нему, остановился. С той стороны, где виднелось мрачное здание ортскомендатуры,
— Что там такое? — спросил Костя черноглазого вихрастого паренька.
— А ты и не знаешь?! — воскликнул тот, обрадованный возможностью первым сообщить новость. — Там партизан ловят. По всем подвалам шарят.
— Каких партизан? Что ты мелешь! — Костя спрятал в углах рта улыбку.
— Каких? Будто сам не знаешь! — Мальчик изумленно уставился на него и тоном заговорщика продолжал: — Тех самых, которые ночью газеты порасклеили и в полицию пробрались…
Снизу по лестнице, блестя на солнце металлическими бляхами, поднимался наряд полевой жандармерии.
— Тика-ай! — крикнул вихрастый парнишка и стрелой понесся мимо.
Боясь, что горные улицы будут оцеплены, Костя побежал в сторону Исторического бульвара, держась поближе к развалинам.
Соленый ветерок плескал в лицо, обдавал прохладой разгоряченное тело. Костя был доволен своей разведкой. Будет что рассказать.
Веселый, раскрасневшийся, шел он через Зеленую горку садами на Лабораторную.
Ревякина и Кузьму он застал во дворе.
II
Александр отвел Костю подальше от ворот к веранде, на ступеньках которой Кузьма разматывал моток тонкого желтого провода, и, понизив голос, спросил:
— Почему запоздал? У меня были с Корабельной, с Рудольфовой горы, а тебя все нет. Случилось что?
— Ух, ты бы видел, какой в городе переполох! У заборов народу-у! Полицаи мечутся, как чумные, на Ленинской и Пушкинской обыски…
— Ну добре, добре. Главное знаю, об остальном потом… Мы тут дело одно закончим… Кузьма, давай живей.
Старшина поставил возле акации, росшей у забора, табуретку, вскочил на нее и стал подрезать финкой кору ствола, осторожно оттягивая ее. Надрез в коре поднимался от земли вверх к густой кроне дерева, через которую с улицы тянулся провод в соседнюю хату, занятую фашистскими офицерами.
Костя с любопытством следил за Кузьмой, который вытащил из-под порога веранды черный, в каучуковой изоляции провод и стал укладывать его в небольшую узенькую канавку, проложенную от порога к стволу акации. Один конец провода скрывался под полом веранды и, как Костя догадался, шел дальше под кухней в подземелье; другой, пройдя возле корня дерева, упирался в надрез коры. Кузьма присоединил к нему тонкий желтый проводок, который он размотал раньше, и принялся аккуратно заделывать его под кору. Костя взял лопату и стал засыпать канавку.
— Остановка теперь за током, — заметил старшина.
Он
До сих пор все подпольное хозяйство было разбросано по разным концам города: машинка — здесь, шрифты — у Жоры, радиоприемник перенесли к Мише Шанько. Мотайся из конца в конец. А теперь вся «техника» будет собрана здесь, в подземелье, которое они выкопали под домом. Вот здорово! Мечта становится явью. У них будет своя настоящая типография! Саша, конечно, хочет тайно подключиться к проводу. Ток ведь дается только в квартиры немецких офицеров.
— Хлопцы, уходите со двора! — сказал Александр. — Полицай идет через гору. Побудьте пока на веранде. Когда надо, я кликну.
Кузьма и Костя не замедлили скрыться.
Александр вышел на видное место, скинул с себя синюю матросскую фланельку, затем снял с бельевой веревки старый мешок и не спеша подоткнул его под пояс, прикрыв им, как фартуком, коричневые брюки. Затем принес бадью с известью и, поставив ее под окном кухни, стал смешивать известь с коровьим пометом.
По тропе шел Жорка Цыган. Ходили слухи, что этот уголовник в день появления оккупантов заявился в полицию с предложением своих услуг и был в особой милости у обер-лейтенанта Шреве и начальника СД Майера.
Дойдя до соседнего сада, полицай остановился, с минуту глядел во двор, где возился с бадьей старшина, затем круто свернул и узким проходом между заборами спустился на улицу.
Выждав, Александр окликнул Кузьму.
— Кто это был? — тихо спросил тот.
— Все он же, Цыган.
— Ух гад! Опять выслеживает. Ты знаешь, сколько он коммунистов выдал?
— Придет время — рассчитаемся. — Куда он пошел? К Женьке?
— К ней. А она глаз не сводит с нашего дома.
— Слушай, Саш, — Кузьма почти вплотную приник к уху товарища. — Прошлой ночью мы гутарили с Максимом и Ванькой, и знаешь, что они надумали?
— Что?
— От фашистов спрятаться за фашистов.
— Как это?
— Лейтенант и фельдфебель — те, что Иван возит на машине, пристают к нему с просьбой познакомить их с русскими «медхен». Давай пригласим их к тебе, позовем наших девчат и устроим раза два-три гулянки. Увидит Женька у тебя в гостях немцев, сразу отвяжется.
— Смело задумано. Смело… Но надо обмозговать, — сказал Александр. — А ну-ка берись, подсобишь.
Друзья взяли бадью за ушки и понесли к воротам.
— Давай я, мне это не впервой, — Кузьма сбросил пиджак и засучил рукава.
Вскоре ствол акации от земли до ветвей был обмазан известью. Кузьма с довольным видом провел рукой по стволу, где скрывался надрез, и сказал:
— Видишь? Никакого следа. Теперь и заяц не обгложет, и легавые не заметят.
— Ты думаешь? А мне кажется, теперь придется и эти белить, — старшина кивнул на деревья во дворе. — И в саду все надо обмазать. Ну скажи, какой хозяин будет ухаживать за акациями, а яблони и абрикосы оставит на поживу всяким паразитам?