Будничные жизни Вильгельма Почитателя
Шрифт:
– Оставь на кого-то Планету. На Ванрава, например. – Годрик улыбнулся так, что Вильгельму захотелось от него отодвинуться.
– Кодекс запрещает перекладывать обязательства Почитателя на подчиненных, даже главных специалистов. Я должен быть тут и смотреть. Смотреть, Годрик. Что ты машешь рукой? Хочешь что-то предложить? Так ты мне тоже указывать не можешь, Кодекс запрещает.
– Да кто же тебе указывает! Тебе разве укажешь, такому сердитому, серьезному и лохматому? – Годрик вздохнул, пригладил волосы. – Вильгельм, ты такой напряженный в последние годы. С чем это связано?
У
– А когда были твои последние годы на Земле? – Он все-таки хмыкнул. – В девятнадцатом веке, проездом? Или того раньше. А до этого ты разве часто появлялся?
– Ну зачем ты постоянно о плохом? – Годрик отмахнулся. – Сам же говоришь, это ты обязан тут торчать. Я-то никому ничего не должен.
– Тогда ты сам ответил, Годрик. Ты все уже сказал.
Эльгендорф, откинулся на диване и посмотрел на потолок, расписанный под золото. Только в этот момент он заметил, насколько это была дешевая подделка.
– Вижу же, что тебе плохо. Расскажи мне все, – выдохнул Годрик и пододвинулся.
– Ты разве не знаешь? Память отшибло? – Вильгельм пытался продолжить язвить, но тут понял, что совсем не хочет. – Я Почитатель, создал эту Планету, и людей тоже из пробирки вывел, всех до последнего муравья либо позаимствовал у коллег, либо сам создал. Столько сил вложил, столько всего пережил. А теперь должен следить за тем, как все покрывается копотью и пеплом…
Годрик сидел рядом, положив белокурую голову на руку и не сводя глаз с Вильгельма, слушал рассказ, который уже много раз слышал. Он хитро улыбался. Глаза его говорили о многом, но Вильгельму таинства чужих взглядов так и не открылись.
– Тебе отдохнуть надо, поехать в Оазис, погреться. Хорошо бы с компанией.
– Я знаю, к чему ты клонишь. Но я никуда с тобой не поеду.
– Да давай! – будто бы обидевшись воскликнул Годрик. – Сколько уже зову. Поплавать, выпить в тени огромных тентов, можно даже вашей любимой дряни лимонной, ради которой вы даже на Землю лимоны завезли.
– Годрик, я не могу никуда ехать. Ни с тобой, ни с кем-то еще.
– Но я-то постарше буду, я-то лучше знаю.
Эльгендорф поморщился. Напоминания о его возрасте всегда оставляли неприятный осадок. Он, подобно человеку, чувствовал себя пятилеткой в кругу совершеннолетних.
– Я вообще по делу пришел. Годрик. Мне нужно кое-что у тебя спросить.
– Ты о сигнале? А что ты удивляешься, не смотри на меня так! Я все-таки главный шпион и доносчик, пока наш премилый Пронкс на заданиях, – Годрик засмеялся, взял с серебряного подноса кусок хлеба, откусил кусок и замычал от удовольствия. – Только сначала ты отдашь мне письмо. Я знаю, что ты забрал его у Ванрава.
Вильгельм без особых раздумий отдал конверт Годрику.
– Что там стряслось? Я же в такой изоляции, что ничего уже не знаю!
– А тебе хочется действия? Хочется, а нельзя, Кодексом запрещено… Раньше же не так было. Ты был в гуще событий Академии, был их звездой когда-то! – потянул Годрик и забросил ноги на стол. – Понимаю. Ты ведь так молод, а сидишь в собственном болоте, не в силах наглядеться на подгнившую тину.
–
– Знаешь, мы в лаборатории в Академии муравьев изучали, и я пришел к выводу, что муравьи – это уменьшенные люди.
– Муравьи хоть понятные. Носят палочки, строят муравейник, никого не трогают. А люди готовы уничтожить и свой, и чужой дом для собственного удовольствия, – вздохнул Вильгельм, а Годрик довольно хмыкнул. – Так что стряслось?
Годрик улыбнулся, встал, зашторил все окна, подергал дверь и закрыл ванную. После этого хлопнул пробкой шампанского, бросил в жидкость пару таблеток, которые вытащил из кармана халата, и отхлебнул прямо из горла. Пара капель попала прямо в ямочки на ключицах, оставив три сладких полосы.
– Конспирация, понимаешь же, да? – сказал он и, когда вернулся на место, начал рассказывать. – Понимаешь, на базе творится что-то невообразимое. Если не особо вдаваться в подробности, Академия раздает очень странные поручения, а Штаб не хочет их подписывать. Я их не видел, но поговаривают, что они связаны с кодом генетики и биологических разработок. Ну, ты же помнишь, что после твоих выходок некоторые выводы образцов вообще закрыли, Почитателей больше не выпускают, потому что боятся. Магистры и Академиусы что-то не поделили и сейчас срывают злость на Шаттле. А там сейчас несколько тысяч Аспирантов выпущенных, им не дают работу. Говорят, что эту программу заселения вообще зря запустили и больше открывать не будут. Будто с нуля строить плоские платформы Шаттла сейчас выгоднее, тем более урбания в последних Планетах достаточно. Особенно на Земле, тут выкачивать очень долго можно. Я слышал, что Штаб подал двадцать три заявления на закрытие проектов! Двадцать три! А это не те Планеты, которым по несколько лет, там долго образцы жили. – Годрик откупорил мартини и разлил по бокалам. – Там есть Планеты, которые постарше твоей будут. Не понятно, чего они хотят. Если только не сворачиваются совсем.
– Но зачем им это?! – изумился Вильгельм и отхлебнул мартини. Запах алкоголя из неприятного стал вкусным и сладким. – Им разве достаточно колоний? Им никогда не бывает достаточно! Почитательство – венец науки! Они ведь только и трепались о колониях, нас учили выращивать образцы. Все платформы, все зрители только и говорили о том, что мы станем творцами новых жизней.
– Они много чего говорили, Вильгельм,но после тебя так никого и не выбрали новым Почитателем,– сказал Годрик и, пододвинувшись к Вильгельму вплотную, шепнул. – Они все просто сумасшедшие, просто не знают, что такое бывает!
После этого он рассмеялся. Рассмеялся так громко и звонко, что Вильгельм от неожиданности пролил мартини себе на брюки.
– Чего тебе так смешно?
– А то, что они начинают рейд по всем Планетам. И твою не пропустят тоже. – Он нагло всучил Вильгельму бутылку шоколадного ликера и заставил отхлебнуть. – Давай, расслабляйся. А то ты совсем какой-то напряженный, мне совсем не нравишься.
– На моей Земле им нечего смотреть. Люди, которые им могли бы понравиться, закончились, а, может, и не появлялись.