Будьте бдительны! Сборник рассказов
Шрифт:
– Николай Дюкин, 14 лет.
– Диана Максимова, 14 лет.
– Алексей Тишкин, 10 лет.
– Александр Кузнецов, 11 лет.
– Николай Пашутенко, 12 лет.
– Дарья Чиркова, 12 лет.
Здравствуйте, наши. Мы ничего не сказали.
– Про Бакса я ничего писать не стала… - Чикса вздохнула. Серёжка кивнул:
– Ну… всё правильно. Я не знаю, что тут ещё можно… так и надо, наверное. Молодец.
– Мне страшно… - прошептала Чикса и взяла Серёжку за руку.
– Серый… а наши правда победят?
–
– Хорошо… Жалко, что мы не увидим. Ну. Как дальше будет.
– Ничего, - сказал Серёжка, сглатывая.
– Серый… - помедлив, сказала девчонка, - ты меня, пожалуйста, держи за руку, когда нас будут расстреливать. Хорошо?
– Конечно, - пообещал Серёжка.
И они опять сидели на мокром барахле и слушали, как снаружи гремят взрывы - всё ближе и ближе, практически рядом.
– Жмут, - сказал Пикча.
– Близко уже.
Все они переглянулись. Дю встал, шатаясь, подошёл к закрытому окну. Взялся руками за решётку.
– Я вижу, брат, недаром
Ты русским родился!
Сегодня нам по-старому,
По-рабски жить нельзя!
В ответе мы с тобою
За родину свою!
Пришла команда: "К бою!"
И мы -
В строю!
Сперва вздрогнули все. А Колька пел - пел так, как, наверное, никогда не пел песен на всех тех конкурсах, лауреатом и победителем которых был ещё недавно, совсем недавно - отчаянно и весело…
– Русские идут
Твёрдым шагом!
Реют на ветру
Волны стягов!
Радостно и зло
Слышно там и тут:
"Русские идут!
Русские идут!"
Снаружи ударили по ставне ногой. На ломаном русском приказали замолчать. Но Колька засмеялся и крикнул:
– Русские идут -
Но не для парада!
На своей земле наводить
Порядок!
И врагам Руси
Наступает
Суд!
Русские идут!
Русские идут!
За дверью грохнул засов. Дю обернулся. Серёжка задержал дыхание и сказал громко:
– Это за нами. Встаём, ребята.
Сбитый над самой окраиной Ми-24 рухнул в развалины боком, бешено молотя лопастями воздух - подскочил и почти тут же взорвался, расплёскивая жидкое пламя. Дружинники перебегали дорогу наискось - серые тени, в рассветном зимнем сумраке казавшиеся чёрными - строча от животов. Подтянув к себе за ворот Земцова, Верещагин прокричал в улыбающееся бородатое лицо:
– Ставь пулемёты на колокольню!
– отмашка в сторону церкви.
– Давай, на все ярусы! Ни хрена они нам сейчас не сделают, ставь!
– А счас!
– Земцов, пригибаясь, канул в сумрак. Подбежавший Пашка указал рукой в улицу:
– Всё! Казаки на площади! Кольцо!
– Ракету!
– Верещагин сбросил капюшон куртки. Сверкнув улыбкой, вестовой достал из-за
– Партизаны!
– крикнул Пашка, бросая ракетницу в снег.
– Держись сзади, я тебе говорю!
– надсотник отпихнул вестового за спину.
– Попробуй вперёд полезть!
Подняв автомат, он сменил магазин на снаряженный трассерами и веером выпустил в сторону горящих домов, по которым продолжали молотить не жалевшие боеприпасов гранатомётчики, зелёный вихрь. Опять сменил магазин - и первым бросился по истоптанному неглубокому снегу на штурм Борового.
Совсем недалеко, на площади, как будто вышедшие из прошлого всадники рубили мерцающими алым в рассветном воздухе шашками разбегающихся лёгких пехотинцев гарнизона. Тут и там в снегу стояли, высоко подняв руки и бросив безнадёжно заевшие М16, сдающиеся. Но Верещагин заметил это краем глаза - из дома, возле которого он лежал, ещё бил пулемёт, и, уткнувшись головой в алый снег, корчился, стоя на коленях совсем рядом, его, Верещагина, дружинник.
– Давай, - надсотник хлопнул по плечу бойца, вооружённого "шмелём". Тот встал на колено под прикрытием угла, нажал спуск - и через секунду термобарическая граната, лопнув внутри, обвалила крышу вывалила всю стену фасада.
– Вперёд!
– рыкнул Верещагин, с колена швыряя в клубящийся огонь РГД и бросаясь следом. Перескочил через оглушённого американца. С налёту ударил всем телом другого - ошалело-медленно поднимающего карабин, свалил, привстал, ударил прикладом в лоб. Перекатился к горящим дверям в соседнюю комнату - засыпанную обломками, но относительно целую.
Сразу за порогом полусидел офицер - с погонами капитана, в окровавленной на правом боку куртке. Тяжело дыша, он смотрел на Верещагина пустыми глазами, держа в правой руке не оружие, а фотографию. Скользнув взглядом по направленному в лоб автомату, американец поцеловал снимок и. уронив руку с ним на колено, сказал - Верещагин понял его задыхающийся голос:
– Стреляйте.
На снимке женщина на фоне красивого дома обнимала за плечи троих смеющихся мальчишек - примерно 4, 7 и 10 лет.
– Это ваши дети и жена?
– спросил Верещагин, сам поражаясь идиотизму ситуации. В глазах американца - красных, безмерно усталых - появилось удивление:
– Да… - ответил он.
– Это были мои жена и дети.
– Были?
– надсотник слышал, как совсем рядом стреляют и ругаются на двух языках.
– Жену и младших сожгли вместе с домом чёрные братья, - сказал капитан.
– А Том… старший… где-то в горах Аризоны. Вместе с партизанами Лэйкока.
Господи, подумал Верещагин.