Буду с тобой

Литвин Светла

– Идёмте, Ульяна Сергеевна, сначала возьмём у вас кровь на анализы. Потом узи.

Я иду за девушкой в белом халате в процедурный кабинет. Всё здесь такое холодное и стерильное, от белого цвета глаза слепит. Атмосфера клиники под стать ситуации, столь же неприятная.

Медсестра берёт у меня кровь из вены, сразу несколько пробирок и после провожает до кабинета узи.

– Здравствуйте, – здоровается со мной врач, накидывающая халат.

Видимо, сама только пришла.

– Здравствуйте, – безрадостно отвечаю я и укладываюсь на

кушетку.

– Так, вы у нас по беременности, пять недель, – уточняет в бумагах женщина.

– Но это не точно, – озвучиваю я свои надежды.

– Сейчас посмотрим, – вздыхает она и приступает к работе.

Монитор, что висит под потолком для пациентов включается автоматически, и я на нём ничего не вижу. Только серые блики и чёрные дыры.

– А сколько ХГЧ? – спрашивает меня врач.

– А что это?

– Анализы вы сдавали?

– Сдала, у вас, только что.

– А с чего вы решили, что пять недель?

– Мне гинеколог так сказала.

– На основании чего? Тест делали?

– При осмотре сказала до пяти недель, тест делали сегодня, он отрицательный. Я не беременна?

– Нужно анализы крови посмотреть, я здесь пока нисколько недель не вижу, вообще ничего не вижу.

– Но у меня задержка, – говорю я, боясь обрадоваться раньше времени.

– Разденьтесь до пояса, я вас по-другому посмотрю. Возможно, срок маленький, – просит врач и я соглашаюсь.

Другой вид узи не дал особой конкретики.

– Либо беременность, но срок очень маленький, либо это киста эндометрия. 

– И что делать?

– Ну, ждём результата ХГЧ, потом по ситуации.

– Спасибо.

Выхожу я из кабинета узи расстроенная, что не получила никакой конкретики. Но уже в машине Платона соображаю, что не могу быть беременной от Кира.

– Она сказала, что это либо киста эндометрия, либо очень маленький срок. Но это киста! – радуюсь я.

– Почему киста? – удивляется Платон и смотрит на меня внимательно, благо мы стоим на красном сигнале светофора.

– Пять недель, да, даже четыре с натяжкой, возможно, а потом мы с Кириллом ругались из-за того, что он проиграл две зарплаты подряд. И как-то не до этого было.

– Ясно. Ну, а если всё же? Какие планы? – спрашивает Платон и я понимаю, что даже не помню, говорила ли я ему о них.

– Нет, точно киста! – радостно выкрикиваю я, тут и о планах говорит уже смысла нет.

Мы подъезжаем к работе и с уст Платона тихо срывается нецензурщина.

– Что случилось? – я оглядываюсь по сторонам машины, думая, что что-то в этом дело.

Заехал на парковку неудачно?

– На вход глянь, – безрадостно просит Платон.

– Что там? – я щурюсь, чтобы увидеть то, что видит Маркелов и не могу понять, но, когда понимаю, у меня в ушах начинает шуметь.

Белов крутится у дверей «Строй-комплекса» и мимо него нам не пройти.

Господи! Ну почему?! За что мне это всё?! 

–

Посиди в машине, я сам разберусь, – просит Платон, но я отказываюсь, хотя и понимаю, что он хочет как лучше.

– Нет, нет, рубить хвост я буду сама, – говорю я и усмехаюсь от собственных слов.

Какой к чёрту хвост?! Всё напрочь отрублено и даже не кровоточит, но если бы этот хвост не таскался за мной по пятам, я бы бала счастлива.

– Уля! – окрикивает меня Кирилл, едва я выхожу из машины. 

Он делает несколько шагов в нашу сторону и падает на колени, едва я беру Платона под руку. Что-то прежде неуловимое доходит до моего сознания, и я часто моргаю, чтобы убедиться, что мне показалось. Нет. Абсолютно точно не показалось. Это гипс.

У Белова на обеих руках гипс и эхом к увиденному слова Платона «Я ему руки переломаю!». Но я не верю или не хочу верить, что Маркелов на это способен.

– Кирилл, уходи, – твёрдо чеканю я, хотя мне и жаль его.

Совсем недавно я видела в нём человека, любимого человека, а теперь меня душит лишь жалость к нему, такая которая не найдёт выхода в помощи. Я не хочу больше ему помогать. Не хочу.

– Идём, у нас работа, – говорит Платон и тянет меня за собой и я согласно иду за ним.

 – Уля, стой! – просит, даже умоляет Кирилл и ползёт за мной на коленях. – Уля, девочка моя, прости меня! – кричит мне вслед, тянется этими загипсованными руками и я останавливаюсь. 

 – Я больше не твоя, ты сделал свой выбор Кир, ты выбрал билеты, – спокойно говорю я и удивляюсь сама себе от того, как на душе спокойно. Даже не екает, а если что-то и екает, то из-за Платона. Из-за мысли что он причастен к этому гипсу на руках Белова.

И получается, что я уже давно не люблю Кирилла. Потому что так просто враз перегореть невозможно. То был самообман и страдала, и терпела я выходки Кира зря. Всё зря!

Спешу зайти в здание сама и тяну за собой Платона. Убегаю от Белова, потому что даже видеть его не хочу, меня всю начинает трясти от его наглости. В лифте уже перевожу дыхание.

– Видимо, без тебя как без рук, – выдаёт Платон и отводит в сторону глаза.

– Что у него с руками? – спрашиваю я.

– В душе не имею понятия. Это не я, – говорит Платон всё так же не глядя на меня и начинает разглядывать матовый потолок лифта.

11

В своём кабинете я час провожу за столом в состоянии осмысления происходящего.

Платон, может быть, и не своими руками, но руки за меня Белову переломал. А Белов что? Меня чуть не изнасиловали кучкой, а он ничего. Только требовал, чтобы я заявление забрала и этих упырей бы отпустили, а безнаказанность порождает чудовищ ещё большего масштаба. Кирилл за меня не волновался, не заступался, а лишь отмазывал своих кредиторов без границ.