Буду с тобой
Шрифт:
– Может, не стоит? Вы же видите ей плохо, – чему-то сопротивляется мужчина в белом халате.
– Послушайте, вы делаете свою работу, я делаю свою работу! – сурово чеканит Никоноров.
– На мой вопрос ответят наконец? – подаю я настойчивый голос.
Врач со злостью суёт мне под нос вонючую ватку, пропитанную резким нашатырём. Один вздох бодрит лучше десятка кружек кофе.
– Ваш муж сейчас в стабильно тяжёлом состоянии. У него... – врач склоняет голову и вздохнув не отвечает, что с Платоном.
Каждая секунда этого
– Давйте в реанимацию пройдём, там вы всё увидите сами, – предлагает врач, так и не найдя в себе мужества сказать всё словами. – Потом, если у вас будут вопросы, я на них отвечу.
Никоноров помогает мне встать со стула и больше не отпускает. Так и ведёт под руку в палату реанимации. Через пелену слёз я вижу Платона и не понимаю, что это он. Не хочу верить, что это мой муж лежит без движения весь в трубках. И слишком белая кожа, на которой так отчётливо виднеются россыпью багряные мелкие порезы, а у моего мужа не такая кожа. Отрицание спадает, когда взглядом цепляюсь за обручальное кольцо на безымянном пальце.
Я узнаю это кольцо из тысячи, из миллиона. Сама надевала, сама тысячу раз крутила его на пальце мужа, засыпая под боком.
– Что с ним? – всхлипываю я, стараясь держаться вдалеке.
– Ваш супруг пострадал при взрыве на объекте. Правая нога сильно пострадала и нам не удалось её сохранить. Есть ещё ряд травм, но они не представляют угрозы для жизни. Вашего мужа ввели в искусственную кому, чтобы снизить риски болевого шока, – врач начинает сыпать терминами непонятными мне, что-то объяснять, но я не могу его слушать из-за шума в ушах.
Он настаёт сразу же, как только услышав слова врача о ноге, смотрю на ноги мужа. Не могу и не хочу верить, что с ним такое могло случиться.
Как?
За что?
– Пойдёмте, – тянет меня за руку следователь и я иду.
Не могу соображать. Всё дрожит внутри и снаружи, а оказывается, это меня трясёт как Каштанку на помойке.
Снова я оказываюсь в машине следователя. Не понимаю как, не помню, как села даже. В голове лишь вопрос, как же Платон будет без ноги?
– То, что случилось с вашим мужем дело рук Белова. Сейчас я отвезу вас в отдел и там состоится ваша с ним встреча. Вы меня слышите?
– Зачем? – спрашиваю кивнув.
– Белов хотел подставить вашего мужа и похитил прокурора Левашова, понял, что у него ничего не вышло, начал конкретно чудить, а может, так и было изначально задумано. Он нанял человека, который повредил на строящемся объекте оборудование, из-за чего прогремел взрыв. Ваш муж и ещё несколько человек пострадали. У исполнителя проснулась совесть, он явился в полицию и дал показания вследствие чего Белов был задержан уже сегодня ночью. Сначала он отрицал свою причастность, но потом, узнав, что Маркелов жив и практически цел, во всём сознался.
– Кошмар какой-то, – выдыхаю
Страшно слышать это всё, но от мысли, что Белов задержан всё же легче.
– Ульяна Сергеевна, он требует встречи с вами, иначе не скажет, где удерживают Левашова. Вы готовы? Я не могу ждать. Вы должны нам помочь! – не просит, а уже требует Никоноров, и я часто киваю, соглашаясь.
Ещё не понимаю на что соглашаюсь, но знаю, что должна. Ведь на месте этого Левашова мог быть кто угодно и мой муж в том же числе.
– Его посадят?
– За попытку убийства ему уже грозит тринадцать лет, – успокаивает меня Никоноров.
Но моё спокойствие длится не так долго, как хотелось бы. Что эти тринадцать лет? Двенадцать пролетели как один миг и Белов до нас добрался со своей больной местью.
36
На проходной МВД, куда меня привозит Никоноров, мне выписывают пропуск. Очень долго, а каждая минута ожидания сводит с ума. Я ещё не разговаривала с Беловым, но дико этого хочу. Не ради мести или чтобы вцепиться в его слепые глазёнки.
Я просто хочу скорей вернуться домой к детям. Только они способны сдерживать меня от накатывающего чувства безысходности и не дать мне впасть в отчаяние.
– Ульяна Сергеевна, пойдёмте, нам сюда, – Никоноров сам забирает мои документы, как только я расписываюсь где нужно.
Следователь ведёт меня по длинному коридору держа под руку и только мы заходим в один из кабинетов, как он начинает свой инструктаж:
– Вы должны будете со всем соглашаться. Ведите себя так, словно понимаете его, вам важно подвести его к тому, чтобы он сказал, где Левашов.
– Я? Я не смогу, – начинаю судорожно скручивать ручку сумки.
И лишь здесь и сейчас до меня доходит, что я должна буду встречаться с Беловым, но я не могу. Не могу его ни видеть, ни слышать!
– Успокойтесь. Понимаю, что сложно, но от ваших стараний зависит жизнь других людей, – уламывает меня следователь, но я стою на своём.
– Пожалуйста, отпустите меня, – умоляю я, поднимая на следователя затравленный взгляд.
Никоноров вздыхает тяжело и поджимает губы.
– Ждите меня здесь. Вот, выпейте воды, – Никоноров усаживает меня на стул и наливает в стакан воды так, что проливает много.
Пока я залпом выпиваю воду и уже сама наливаю из кувшина ещё, в кабинет возвращается следователь с группой поддержки в виде статной женщины в форме. Она минуту молча сканирует меня взглядом и обращается к Никонорову:
– Она нам всё завалит. Ты посмотри на неё, обнять и плакать! Не тянет она на женщину, жаждущую связать свою жизнь с больным на голову обвиняемым, которому грозит пятнашка. Даже если она это всё промямлит, он ей не поверит!
– Ну, убеди её как-то, ты же женщина!
– Вот именно, что не волшебница!