«Буду верен словам до конца». Жизнеописание и наследие иеромонаха Василия (Рослякова)

Сборник

Из цикла «Осенние волны»

Дума за думой, волна за волной — Два проявленья стихии одной… Ф. Тютчев

I

Глаза сдружились с белым потолком, И ветви рук срослись за головой. Уж сорок дней и снегом и дождем Осенний дух сражается с землей. Завалит двери липкая пурга, То дождь закроет серой пеленой, И за окном гурьбой плывут дома, Что для людей построил старый Ной. Земли покорность, неба произвол, А я затих, припомнив все грехи. Волна качает мой дощатый пол, И не доплыть ковчегу до зимы. Закрыть глаза – и вспомнится легко Жестокий зной и каверзный мороз. А рядом шелестит вода в окно И

за стеной скулит голодный пес. Но, может, приутихнут дождь и гром, Земля осилит яростный потоп, И белый голубь в клюве голубом Оливковую ветвь мне принесет.

II

Разгладит ночь лиловые морщины У сумрачного неба на лице, И наведет румянец лунный иней Вечерней утомленной синеве. Задует ветер отблески заката, Вернется, принесет издалека Погаснувшего солнца ароматы И свежий дым осеннего костра, И не успев еще остановиться, На тротуарах, с лету, впопыхах, Он с листьями, танцуя, закружится При уличных изогнутых свечах. И в мир, такой уютный и безбрежный, Из памяти уснувшей синевы Сплетеньями искрящихся созвездий Польются нерассказанные сны. И будто на земле уже морозно, И холод притаился во дворе, И тянутся и просятся на воздух Зашторенные отблески в окне.

<…>

VI

Фонари у обочины ссутулились, Осветив серебристый асфальт. На вечерней истоптанной улице Что-то каждый из них потерял. По земле гладят пальцами света, И на ощупь находят у ног Только пыль, и обрывки билетов, И остывшие камни дорог. Вот потерю один обнаружил, И моргнул, и сощурил глаза, Это в черной взволнованной луже Золотая мелькнула звезда. До утра при полуночном свете Простояли, склонившись, они И уснули при ярком рассвете. Успокоились – может, нашли…

VII

Оттого, что все выходки стерпит И не выгонит в бешенстве прочь, Оттого, что рождаюсь бессмертным, Я люблю молчаливую ночь. Ухожу в коридоры аллеи — Об асфальт постучать каблуком, Может, кто-то услышит, надеюсь, Этот гулкий души перезвон. Может, выбежит кто-то навстречу И, заметив, что я занемог, Холод сердца глазами залечит И разбудит полночный чертог. Не смущаясь внезапной тревоги — Что такое минутный обман? Повстречаю тебя на дороге, Где стоит неуклюжий каштан. И когда твои близкие плечи Осторожно к себе поверну, Под фонарные тусклые свечи Мы присядем на эту скамью. Мы такое друг другу откроем, Поделившись с природой одной, Что расплачется сердце ночное Серебристой вечерней росой. В славу первой короткой ночи Бесшабашный мы пир соберем, Нагадаем себе, напророчим Не теряться солнечным днем… Но какими-то жаркими спинами Уже выжжено место себе Угловато-чернеющей лилией У скамейки на смуглом плече…

VIII

Мир, облекаясь черным шелком, В случайность вкладывает смысл И дарит для раздумий долгих Обычную простую мысль. Зажгутся мелочи великим Неярким внутренним огнем, И крепче, чем стена гранита, Покажется мне мир кругом. И от раздумий даже тени, Качаясь, жалобно скрипят, И в такт сердечных сокращений Мерцает в темноте маяк. А белых фонарей собранье Сквозь тишину и пустоту Проводит с морем на свиданье, И мы вдвоем на берегу. Мы будем спорить и ругаться, Не умолкая до утра, О том, как может называться, Чему название – душа.

<…>

X

Бежит волна, играет гребнем, Искрится сгорбленной спиной, Стремясь усилием последним Не слиться с дружеской толпой, И радостью лихой наполнен, Гуляет

ветер по воде. И будто каверзные волны Потопом вновь грозят земле. Сливаясь, силу набирая, Встают на камни во весь рост, Стальными брызгами пытаясь Достать до солнца и до звезд. Могучим искрометным сором Над берегом волна замрет. И силой, мощью и задором Ударит, грянет, подомнет. И с ней уже ничто не сладит — Она широкою рукой Всю гальку о причал раздавит И отшвырнется вмиг землей. Вскричит. Поговорит, пошепчет, Расстелется ковром у ног И будет приутихшей речью Лизать нетронутый песок.

XI

Посмотрел – душа да сердце Просятся для рифмы мне, Беден мой словарь, наверно, — Все любовь на языке. Не соперник я Шекспиру, Даже если б горы книг, Восхищаясь славной лирой, Прочитал я и постиг. Я бы вызубрил построчно Незнакомый мне язык, Если б этим полномочья Вдохновения достиг. Я копировал бы снова Многотомные труды, Если б отыскалось слово, Равнозначное любви. Эх, понятья-одиночки, Что вам шум времен и прыть! Только разве многоточьем Вас придется заменить…

XII

Не говори: «Я не сумею Вместиться в краткую строку, И ритмом ямба и хорея Пересказать свою судьбу». И пусть все просто и не ново, И пусть смешается с землей, Но только раз неловким словом Поговори с самим собой. И разве ты не видел солнца, С дождем в обнимку не грустил, И в ночь домашнее оконце Щекой горячей не давил?.. Прислушайся: то сердце хочет Скорее вырваться на свет — То укрепляется построчно Зачатый родиной поэт. И если в муках он родится И миг хотя бы проживет, — С родной землей соединится, Ей развязав стихами рот. И если задушевным словом Напишем судьбы и прочтем, Они расскажут нам о многом, И все же только об одном: Российский род не перестанет И жить, и помнить, и любить, Пока неслышно рядом с нами «Жив будет хоть один пиит».

Ноябрь 1985 г. – 4 февраля 1986 г.

«Вчера уж слишком пылко, откровенно»

Вчера уж слишком пылко, откровенно Писались наболевшие стихи. И потому, дрожа от нетерпенья, Солгали по невинности они. То ли проснулась давняя обида, То ль радость неожиданно пришла — И началась с бумагою коррида, И вместо шпаги – острие пера. Неважно все, и только зной сердечный Дыханье нагревает, и строка Вонзается копьем остроконечным В бессильные шуршащие бока. И горячась, друг друга одарили: Я почерком оставил боли след, Бумага ж мне с ехидцею вручила Бездушный, но пылающий сонет. Все искреннее – гордо и надменно, Все робкое – печально до тоски, И потому я утром непременно Сжигаю наболевшие стихи.

5 апреля 1986 г.

«Неужто я в стихах специалист»

Неужто я в стихах специалист И мне близка профессия поэта, Раз ничего не стоит чистый лист Перемарать настойчивым сонетом? Неужто рифмам стал я господин, Ведь, голову склоняя сиротливо, Они пустую мысль плечом одним Поддерживают, как кариатиды. Но будто за сноровку и за власть Я отдал что-то главное, родное И заменил стремление писать На важность описания любого. И будто может все понять душа, Все подчинять и даже воплощаться, Но только с оговоркой и слегка, А то пришлось бы с рифмою расстаться. К умелости прибавлю я испуг, Чтоб с прошлым у нас не было различий, Чтоб дело – словно длительный досуг, Привычка – словно радостный обычай.