Будущее в твоих глазах

========== Единственные ==========

Дом чудом уцелел.

Жан на самом деле уже готовился увидеть руины, сложно было поверить даже королевскому письму, где Хистория говорила о проекте защиты семьи Кирштейн и госпожи Спрингер. Всё же подспудно разум предполагал, что от дома “предателя Парадиза” не оставят камень на камне. Не титаны, так люди.

Но дом стоял. Вот, показался на вершине улицы – трехэтажный, пыльный, но целый. И на сердце от этого стало тепло. Когда-то он покидал этот порог с самым недовольным лицом на свете, направляясь в кадетский учебный корпус, желая вступить в

Военную полицию и жить припеваючи во внутренних землях. Когда-то он вновь постучал в эту дверь, осознав, что уже перерос свою подростковую заносчивость, внутренние страхи и “негативный материнский комплекс”. А сейчас…

– Мы забыли купить масло…

Жан чуть вздрогнул, вырываясь из размышлений, и обернулся на Кию. Девушка нервно сжимала губы в тонкую полоску, прижимала пышный букет пионов к груди, её взгляд был прикован к показавшемуся дому.

Пару минут назад она перебрала все стебли, оторвав один подвядший лист, а теперь, видимо, мыли её крутились на списке покупок.

– Пустяки. Солнце, ты и так настояла на целом мешке подарков для мамы, поверь, это её сразит наповал. Да и даже без масла, без букета, без подарков – всё будет прекрасно… – улыбнулся Кирштейн, мягко касаясь её плеча ладонью. Рядом с ней всё было просто. Может, дело было в многолетней любви к ней, к лейтенанту второго ударного отряда, может, дело было в том, что они едва не потеряли друг друга в битве Неба и Земли, как теперь именуют это побоище с тем смертником – Жан не знал ответа, но это было не столь важным для него. Он знал, что любит её, действительно любит. И этого было достаточно.

– Солнце, осторожнее… – он чуть потянул её за рукав на себя, чтобы отойти с дороги. Мимо проехала запряжённая повозка торговца, сплошь заставленная ящиками с овощами. Извозчик, миловидный старичок, приветливо помахал паре рукой. Жан и Киа коротко кивнули, а затем переглянулись с улыбкой.

Никто не узнавал в них предателей Эльдии или героев битвы за Мир. В этом крылась особенная сладость, сродни детскому шкодничеству. Они оба были в гражданском – зелёные плащи разведки порядком поистрепались за всё это путешествие за море и обратно. Да и спася мир хотелось побыть немного простыми людьми. Людьми, что возвращаются домой.

Зашагав снова, Киа недовольно нахмурилась, забавно морща нос – Жан подавил острое, щекочущее желание наклониться и чмокнуть её в самый кончик.

– Это не подарки, а нужные в хозяйстве вещи. А вот букет – это подарок… Жан… – она вдруг вздрогнула, прерывисто выдыхая. – Что если… что если я всё же ей не понравлюсь? Я старше тебя на три года, я едва ли умею готовить, у меня нет родных, я военная…

– Киа… – мужчина резко остановился. Мягко повернул её к себе лицом, ладони нежно огладили плечи. Мешок с дарами оказался на брусчатке. – Мы же говорили об этом на корабле, помнишь, солнце моё?

Ветер мягко колышет лепестки пионов, развивает вьющиеся локоны Кии. Жану хочется коснуться нежного лица и заправить выбившуюся короткую прядку за ухо. Как тогда…

Даже в постели на первой палубе качка от волн ощущалась вполне. Мягкий лунный свет едва маячил из иллюминатора, вырисовывая на дощатом полу забавные узоры. В соседней каюте справа, проелозив с час, храпел Райнер, слева молчаливо

спал Армин. Хотя, судя по такой незыблемой тишине, Кирштейн был готов поставить всё на то, что Алерт сидел на палубе с Энни.

Жан задумчиво глядел в потолок, следя за игрой полутени. Пальцы рассеянно путались в коротких каштановых волосах Кии, что лежала на его груди. Он ждал её ответа на свой внезапный вопрос. Ещё более внезапный, чем задал с пять часов назад, до отплытия. Они говорили о будущем, о планах, о вещах, что хотели сделать вместе – мир так огромен и прекрасен. И тут с языка слетело это.

Наступившая тишина казалась неуместной, но Жан не хотел её торопить с ответом. К такому, в его понимании, никак нельзя принудить – бесчеловечный подход. А с Кией ему хотелось всё делать правильно, этого отчаянно жаждало сердце. В конце концов, Киа Видaль была с ним в самые напряжённые моменты жизни, неизменно на его стороне – даже когда трусливая часть хотела закрыть уши и спрятаться от всего мира, не замечать творившийся хаос, Киа была рядом. Не менее напуганная. Но преданная и верная.

Корабль мерно качается на складных волнах, что с пенистым шипением рассыпаются о борт, возвращаясь к истоку. Жан вслушивается в этот неторопливый шёпот моря, когда следом в комнате раздаётся тихий голос:

– Я буду рада… я буду рада познакомиться с ней, Жан… – он улыбнулся, чуть приподнимаясь и смотря на неё. Киа смотрела в ответ, тая от нежности, что испытывала к янтарным глазам. К нему. – Думаешь, я ей понравлюсь?

– Конечно, солнце. Как может быть иначе… Не понимаю, почему я не устроил это раньше…

– Нам всем было не до того… Мир за стенами… Многочисленные угрозы нашему острову… Дрожь земли, в конце концов… – Кирштейн нежно провел носом по её щеке и поцеловал в линию челюсти, то ли специально, а то ли просто промахнувшись. Видaль тихо рассмеялась, податливо ластясь, когда мужчина притянул её в объятьях ближе, зарываясь носом в её волосы и сладко вдыхая.

– Вот увидишь, мама тебя с порога сначала расцелует, потом расхвалит за красоту и ум, а потом накормит нас всех вкуснейшим омлетом…

– Её не расстроит, что я не из Троста?

Жан сонно усмехнулся, целуя её в висок:

– Киа, солнце, нет… конечно же нет…

– А что я… старше тебя? – Киа зарылась пальцами в его волосы, гладя русые переливы. Корабль мерно покачивало на волнах. Сладкая нега разливалась в мышцах, мысли становились всё более невесомыми. После долгого дня тело отчаянно жаждало сна.

Кирштейн сипло хмыкнул:

– У нас такая разница, что в историческом масштабе это – сущий пустяк. Тебя беспокоит, что я тебя младше?

– Нет… – Киа сказала это быстрее, чем успела обдумать. Она рассеянно улыбнулась, понимая, что такова была правда. Три года, за которые Жан учился в Кадетском корпусе, а Киа дослужилась до лейтенанта второго ударного отряда, действительно никак им не мешали. Не мешали говорить о чём угодно, не мешали шутить и смеяться вместе. Не мешали находить друг в друге опору и утешение. Не мешали.

Любить его Видaль было легче и правильнее, чем выбрать, что готовить на ужин. Это было что-то необъяснимое, будто родственная душа. И в янтарных глазах она читала то же чувство.