Бухта Анфиса
Шрифт:
— Что вы преподаете? — спросил Артем.
— Математику, как это ни странно.
— Странно? Почему?
— Никогда не любила этого предмета. Кроме того, я еще и завуч.
— Ого! И тоже не любите?
— Вот и не угадали. Я только и живу своим делом. И математику выбрала именно за то, что это трудно и отнимает массу времени. Вы же знаете, я ничем другим не занята.
Ему показалось, будто она хвалится своей независимостью, которую дает одиночество, но как-то очень вызывающе хвалится.
— И ни о чем не жалеете? — спросил он осторожно.
— О чем? Что не обзавелась семьей?
— Да, я знаю. Он и сейчас еще не понимает, почему все так вышло.
— Это он вам сказал?
— Не надо так о нем думать. Никому он не скажет. Никогда. Я, знаете ли, больше верю несказанному.
— Это верно.
— Кроме того, он мой друг.
Это сообщение очень удивило ее. Что может связать таких очень разных людей? Но ей тут же пришлось сознаться, что ни того, ни другого как следует не знает и не может судить, насколько они разные. Только разве что по отношению к ней: тот, несомненно, любил ее и ничего не понял, а этот, как видно, всё понимает, еще даже не зная ее.
Смущенная этим сравнением, она пробормотала:
— Мужская дружба. Читала я о ней в романах…
— Тем не менее она существует.
— Родство душ?
Теперь он прямо посмотрел на нее. Она выдержала его взгляд, открытый и слегка насмешливый.
— Это тоже из романов?
— Конечно. Откуда же мне знать? Случалось, что мужчины предлагали мне свою бескорыстную дружбу, но идиллия продолжалась недолго.
Он отвел свой взгляд. Она поспешила уточнить:
— В данном случае первая позвонила вам я. А дружбу не предлагают, она возникает сама собой. Или совсем не возникает.
— Похоже на цитату, но верно.
Они кружили по парку — то песок скрипел под их ногами, то мягко шелестел асфальт, одна аллея, другая, площадка с какими-то аттракционами и снова аллея. А день подходил к концу, и они еще не успели подумать, что он надолго останется в их памяти.
Солнце пряталось за крышами домов. Просыпались истомленные зноем тополя. В парке начиналась новая, вечерняя жизнь. На танцевальной площадке настраивались инструменты. Флейта звонко ввинчивала в неподвижный плотный воздух какую-то одну и ту же коротенькую мелодию. Укоризненно рычал бас, уговаривая ее остепениться. А ударные только звонко посмеивались над ними. Загудел мотор, разворачивая наклонное колесо с приваренными к нему кургузыми самолетиками, и заигранно взвизгнула первая любительница сильных ощущений, взлетая к верхушкам деревьев. У киосков выгружали ящики с пивом и выстраивалась молчаливая мужская очередь.
— Родство душ, — задумчиво и, как показалось Алле, нерешительно заговорил Артем. — С Андреем Свищевым нас давно уже сблизила общая беда. Нет, ничего как будто и не произошло, и мы даже не сразу поняли, в чем дело. Просто мы оба оказались ушибленными одним и тем же. Ушиблись и отступили. Предали что-то очень главное и дорогое. Я не очень ясно излагаю, но для того, чтобы все стало понятным, надо долго рассказывать. — Он посмотрел на свою спутницу и увидел, как ока спокойно слушает его. Не равнодушно, а именно спокойно, словно все, что он говорит, ей близко и понятно. Ее лицо оставалось чистым и ясным, как день. Тогда он сказал: — В общем,
Но и это ничуть ее не смутило и даже, кажется, развеселило.
— Я так и знала, — улыбнулась она. — Еще когда вам звонила, то уже чувствовала, что втяпаюсь в какую-нибудь «одну старую историю». Я на это шла. Собственно, это предчувствие и заставило меня позвонить вам.
— Этого звонка я ждал много лет.
— Ждал! Ценное качество — терпеть и ждать. Но еще лучше все решать сразу. Идти навстречу тому, что неизбежно. Жизнь, как известно, коротка, и надо сделать все, что можешь.
— Но ведь вы тоже выжидали!..
— Нисколько! — горячо воскликнула Алла. — Я просто никогда не думала о возможной встрече. Послушайте, как все получилось. Вчера была у меня Надя. Жена Андрея и моя старая подруга. Что-то с ним творится непонятное. Его вызывали в партком. И она меня удивила одним своим замечанием. И даже не своими словами, а тем, что сказал ей Андрей про меня…
Рассказав Артему о том, как в доме Свищевых все «сдвинулось со своих мест», Алла проговорила:
— Сначала ничего я непоняла, но тут оказались ваши стихи. Новый сборник, который вы подарили… читателям. Стихи о плотнике мне все и объяснили. Самое главное я, кажется, поняла. Хочется уточнить детали.
— А зачем детали, если понятно главное?
— Да нет, не все еще понятно. А деталями не следует пренебрегать: маленькая деталь может разрушить даже самое главное.
— Опять цитата и опять верно. Как это у вас получается?
— А это оттого, я думаю, что жизнь не очень-то беспокоит меня. Я говорю о волнениях житейских и душевных. Ведь я одиночка. И много читаю — живу волнениями, которые придумывают для меня разные писатели и поэты. Так вот о деталях: с Андреем почти все ясно — беда, которая его ушибла, действовала через меня. Но я в этом ничуть не виновата, тем более что для него все кончилось очень хорошо.
«Хорошо! — подумал Артем. — Без вас? Не может быть ничего хорошего».
Поворот. Новая аллея. Он сказал:
— В своих-то бедах я никого не виню. Сам виноват.
— Все так говорят, но не многие верят в это.
— Я верю. Нельзя предавать самого себя. — Он подумал, что, наверное, это прозвучало напыщенно, и был очень благодарен ей за то, что она ничего не заметила. Или просто не подала вида, что заметила.
— Знаете что? А не пообедать ли нам заодно? Здесь есть ресторанчик, плохонький, верно. Но я привыкла.
Он согласился с такой радостью, словно его не кормили несколько дней.
И снова дорога на Старый Завод
Подчиняясь заведенному порядку, Нонна постучала в дверь комнаты Артема. Какая глупость — предупреждать собственного мужа о своем желании видеть его! Но этот пункт конституции профессорского дома она пока еще не решалась изменить.
Артем сидел на диване и по обыкновению, как она считала, бездельничал. На столе беспорядок — какие-то книги, листы бумаги, исписанные вперемешку с чистыми, лампа сдвинута на самый край стола, того и гляди упадет. Передвинув лампу, Нонна остановилась против Артема.