Букет для хозяйки

Копылов Юрий Алексеевич

По изложенным выше причинам Андрей Соколов, пока переводчик Жора умело и быстро гнал свой автомобиль (в молодости Жора был авто-гонщиком), молчал, делая вид, что погружён в свои мысли. Жора тоже мол-чал, поскольку фибрами своей души чувствовал к себе антипатию со стороны Андрея Соколова, этого выскочки.

Андрей рассеянно смотрел по сторонам и думал: какой милый этот Ойва Хяркинен, он так заботится обо мне, словно он мой старший брат. Вы-дал на месяц книжечку проездных билетов, чтобы я мог ездить на работу трамваем за счёт фирмы, хотя это не предусмотрено контрактом. Оказывает-ся, билеты эти действительны на все виды городского транспорта, за исклю-чением такси. Если я буду ходить на работу и с работы пешком, то смогу сэ-кономленные билеты

использовать для поездок в нерабочие дни в метро, автобусе и даже пароходике, чтобы посетить летом Свеаборг (ныне Суом-линна), где было когда-то восстание солдат и матросов. Это жутко интересно.

До обеда Андрей проводил время в отведённом ему кабинете, где "изучал" синьки проектных материалов, не совсем понимая, зачем это ему нужно. Время тянулось так медленно, что Андрей клевал носом, то и дело поглядывая на часы. Ему казалось, что прошёл час, а "зловредные" часы показывали, издеваясь над ним, что прошло всего пятнадцать минут. А когда его мысли возвращались к вчерашнему дню, к сауне, он вновь начинал думать о хозяйке. Может быть, спросить у Жоры, есть ли в Хельсинки дома терпимости. Он непременно знает, распутник. Конечно, есть, но как их найти. У Жоры спрашивать рискованно. Он тут же продаст. А у Ойвы и Алекса спрашивать стыдно. Придётся, видно, пока обходиться сауной.

После обеда в столовой, распихав по карманам пиджака (незаметно, конечно, как ему казалось) стандартный набор продовольствия: хлеб, сахар, чай, масло, сыр, колбасу, прихватив напоследок несколько зубочисток, Анд-рей удалялся, не оборачиваясь. Чтобы не увидеть устремлённые ему в спину взгляды начальства. Не видишь - не знаешь, не знаешь, думаешь, что всё в порядке. Вернувшись на своё рабочее место, Андрей для приличия продол-жал некоторое время перебирать бумаги, не очень пока понимая, что от него требуется как от приёмщика. На самом деле он перекладывал бумаги с места на место для отвода глаз, а по существу он использовал это время для переваривания пищи, понимая, что шагать пешком на улицу Сепян-кату с полным желудком будет тяжело. Задерживаться более получаса тоже не следовало, так как томившиеся в карманах краденые продукты могли начать портиться в тёплом помещении. По истечении получаса Андрей складывал бумаги, надевал куртку и лыжную шапочку, отыскивал по комнатам Ойву Хяркинена и говорил ему по-немецки (в последние дни он стал изучать немецкий язык по самоучителю, который взял в библиотеке советского Торгпредства):

– Ich gehe nach Hause (я пошёл домой). Auf Wiedersehen. Bis Morgen (до свидания, до завтра).
– И добавлял по-фински и по-русски, подмигнув озор-ным глазом: - Йонкин верран (немного). Чуть-чуть.

– Gut, - отвечал Ойва, глядя на Андрея добрыми глазами и подмиги-вая ему в ответ.
– Bis Morgen!
– и делал ладошкой прощальный знак, говоря с улыбкой по-русски: - Пока, трух Антрей!

И Андрей шёл домой, заходя по пути в магазины и магазинчики, ничего не покупая, но изучая и примериваясь, что он сможет купить для сестры и женщины, на которой собирался жениться, когда понял, что она его судьба. Перед отъездом в Финляндию, он мог бы на ней жениться и поехать вместе с нею. И это было расчётливо, ибо советских специалистов старались не посылать за границу в длительные командировки неженатых. Но он не смог жениться именно по той причине, что это было расчётливо. Это выглядело бы как брак по расчёту, и Андрей не хотел начинать новую семейную жизнь с таким, как ему казалось, позорным пятном, напоминающим мезальянс. Да и времени, строго говоря, не было, потому что Ненашенский выпихнул Андрея Соловьёва в Финляндию практически в одночасье.

XXI

Заходя в магазины и магазинчики, Андрей, столкнувшись с устремлён-ным на него взглядом хозяина или продавца, спрашивал:

– Sprechen Sie Deutsch? (говорите ли вы по-немецки?)

Если ему отвечали утвердительно, он продолжал спрашивать дальше тоже по-немецки: - Was kostet es? (сколько это стоит?) - И тыкал пальцем на то, что его интересовало. Этот изысканный жест красноречиво говорил,

кто он на самом деле и откуда приехал. Если же на его вопрос отрицательно ка-чали головой, он спрашивал то же самое финскими словами, выудив их из разговорника: - Пальонка максаа? (это почём?)

Делая вид, что внимательно разглядывает то, о цене чего он спросил, и в конце мимикой лица и жестами рук показывая, что товар ему не подходит, он говорит: "Киитос" (спасибо). И уходит.

Постепенно он убеждается, что финские магазины буквально забиты всевозможным товаром: одеждой, обувью, штуками материи, посудой, хо-лодильниками, телевизорами и многим другим. У него разбегались глаза, и он начинал понимать, что те товары, которые ему нравились, стоят безумно дорого. И это были в основном финские товары, а импортные товары, глав-ным образом, итальянские, стоят намного дешевле, но вызывают в нём со-мнение. К тому же и тех денег у него с собой не было. Иногда он натыкался на магазинчики с вывеской "Intim", в витринах которых было выставлено что-то такое, что приводило Андрея в крайнее смущение. Ему ужасно хоте-лось заглянуть в такой магазинчик, но он не решался этого сделать.

Такое провождение времени повторялось изо дня в день, целую неде-лю. Он так увлёкся этими маркетинговыми исследованиями, что уже забыл о письме, переданном им послу. Однажды он всё же набрался духу и зашёл в маленький магазинчик "Интим". Продавец неожиданно оказался русским. Он по каким-то ему хорошо известным признакам сразу распознал в посети-теле своего бывшего соотечественника и спросил с еврейским акцентом:

– И что вас интересует, молодой человек приятной наружности в моём скромном торговом заведении? В России она называлась бы торговой точ-кой. Для вас я могу сделать скидку, если вы будете что-нибудь покупать.

– Нет, нет, ничего, - поспешил ответить Андрей.
– Я просто зашёл по-смотреть. Никогда такого не видел.

– Ну что же, смотрите. Товар у меня первоклассный. И недорогой.

В глаза Андрею назойливо лезло таинственное чёрное дамское бельё, какие-то хлыстики, наручники, резиновые половые мужские члены (иные поражали его своими невероятными размерами), женские груди и вульвы, разноцветные презервативы с похожими на червей усиками.

– И что же, всё это берут?
– спросил Андрей, переступив через свою стеснительность и покраснев.

– Редко, но берут, - ответил продавец.
– Чаще девушки.
– Продавец начинал сердиться.
– Вы будете покупать или нет?

– Спасибо, мне ничего не надо.

Андрей запомнил то острое чувство любопытства, которое охватило и возбудило его, когда он впервые заглянул в магазинчик и впервые увидел такие в Хельсинки, каких в Советском Союзе никогда не было. И когда он в очередной раз, возвращался домой, шляясь по магазинам, сворачивая в но-вые переулки и улицы, чтобы расширить ареал своих исследований, он на-брёл на большой магазин интимных товаров, и какая-то сила заставила его туда войти. Продавца не было, видно, он не услышал звонок в двери, потому что тот не работал. И первое, что увидел Андрей, был надувная резиновая женщина, прикреплённая к стене в игривой позе.

Она умела открывать и закрывать фарфоровые глаза. Поднимешь ей голову, она глаза откроет, опустишь - закроет. Она имела подогрев и могла выделять смазку, когда мужчина "овладевал" ею. Ещё она умела часто ды-шать, изображая сладострастье, для этого нужно было нажать кнопку. Вот такую бы заиметь, мелькнуло в мозгу у Андрея, и никакая хозяйка не нужна. Но он тут же отринул от себя эту мысль, прошептав: "Фу, какая гадость!"

В это время в торговый зал вышла продавщица. Это была молоденькая хрупкая девушка, прелестное создание с милым детским личиком. Причёска на её голове была такая же, как у хозяйки его квартиры: вертикально завитые льняные кудри. При ходьбе они подрагивали, но не сильно, так как их туго стягивал накрахмаленный кокошник.