Букет для хозяйки
Шрифт:
Однако стужа мешала его романтическим воспоминаниям, и Андрей поспешил вернуться обратно, в помещение вокзала, где было тепло. Ждать пришлось долго. Наконец по внутреннему радио гнусавый голос объявил: "Пассажиры, следующие по маршруту Москва-Хельсинки, просьба занять свои места в вагонах. Состав подан к первой платформе. Отправление поезда через 20 минут. Администрация Октябрьской железной дороги убедительно просит пассажиров извинить за доставленные неудобства, вызванные форс-мажорными обстоятельствами. При необходимости пассажирам могут быть выданы соответствующие справки о задержании движения, для чего следует обратиться к начальнику поезда, едущему
Андрей поспешил занять своё место. А через полчаса он уже сидел в вагоне-ресторане и неторопливо хлебал, дуя на ложку, обжигающе горячую сборную солянку, из которой с любопытством весело поглядывали блестя-щие глаза маслин. В ресторане он увидел "своего" грузина. Тот был одет, как говорится, с иголочки. На нём был дорогущий джерсовый костюм в мелкий рубчик и умопомрачительный галстук, повязанный исключительно красиво и правильно. Густо синий с крупными красными горохами. Такого костюма и такого галстука в России не купишь. "Наверное, дипломат, сукин сын", - подумал Андрей и стал разглядывать грузина. Тяжёлые веки "дипломата" прикрывали чёрные, как маслины в сборной солянке, глаза. Грузин читал иностранную газету и прихлёбывал маленькими глоточками чёрный кофе. Волосы его были волнистые, они были набриолинены и казались мокрыми. Возможно, они были обрызганы лаком, чтобы держать форму кока, как у Шаляпина. Андрей так долго разглядывал грузина, что тот ему, в конце концов, надоел. И Андрей переключился на окно. Тоже интересно. Как в кино.
За окном проносился унылый зимний пейзаж: белый снег и убегающий назад чёрный лес. Тепло и горячая еда разморили Андрея. Мысли его блуждали, не желая сосредоточиться на чём-нибудь одном. В голову лезла разная чепуха. Что-то ждёт меня в этой северной стране?
– думалось ему. Когда-то эти места, пролетавшие за окном, относились к Финляндии. Они были оттяпаны в ходе Северной войны, чтобы отодвинуть границу подальше от Ленинграда. Финны были вынуждены с этим смириться, чтобы ценой потери части своей территории купить себе желанный мир.
IV
Перед Выборгом, который финны по-прежнему называют Виппури и неискоренимо мечтают когда-нибудь себе его вернуть, поезд остановился. В вагон вошли три пахнущих пропотевшей военной амуницией пограничника, в зелёных фуражках, с автоматами через плечо. Один из парней, совсем ещё мальчишка, перелистывая паспорт Андрея, спросил привычно:
– На работу?
– На работу.
– Что везёшь?
– Шмотки, книги, немного продуктов на первое время.
– Запрещённая литература есть?
– Нет. Какая ещё запрещённая! Стихи, классика. Для чтения.
– Открой-ка чемодан.
Андрей открыл. Парень просмотрел книги, приподнимая их брезгливо за корешки. Ничего не сказал. Велел распустить молнию на красной сумке. Порылся в продуктах, нет ли водки, чёрной икры.
– Чисто, - сказал он.
Пограничники ушли с таким скучным видом, что стало понятно, как им насточертела эта "тяжёлая" служба. Всё одно и то же: никаких тебе шпионов, диверсантов или контрабандистов.
Поезд стоял долго, пока пограничники не проверили все вагоны. Когда погранконтроль был закончен, тепловоз
Вскоре поезд прибыл в Намину. Вошли, предварительно постучав в дверь, два финских пограничника. В серой, мышиного цвета форме, без ав-томатов, без запаха пота. Быстро проверив паспорта, они каждому говорили "киитос" и, приложив руку в перчатке к козырьку фуражки, желали доброго пути. Не задавали никаких вопросов. Как будто они знали заранее, что ниче-го запрещённого нет. Странные люди. Намина была ярко освещена фонаря-ми. Поезд весело покатил вдоль Финского залива. Стали часто попадаться празднично освещённые населённые пункты: Котка, Ловиза, Порвоо, Вантаа.
И вот - Хельсинки. Поезд въезжает под куполообразный остеклённый арочный навес, тихонько докатывается до упора. И останавливается, ни разу не дёрнувшись. Как будто дёргаться, везя людей, это неприлично.
Андрея встречают трое встречающих незнакомца. Один из них, не-большого росточка, невзрачного телосложения, смешно пыжится изобразить из себя большого начальника. Это заметно по его самоуверенному нахальному виду. Андрей сразу для себя придумал ему весёлую кличку: "шибздик". У него мелкие черты лица. В них читается заурядность и усталость от безделья. Он нарочито крепко жмёт Андрею ладонь и представляется:
– Дмитрий Анатольевич Мишкин - представитель торгпредства.
– На самом деле он представляет маленький филиал ВО "Проммашимпорт" при торгпредстве, но хочет выглядеть солидно и важно, не понимая, что это, правда, смешно. На нём добротная одежда и полусапожки на высоком каб-луке и толстой подошве, чтобы стать повыше ростом.
– С приездом в Хель-синки, добро пожаловать, - говорит он, не глядя в глаза прибывшему. Потом протягивает руку ладонью кверху в направлении финна в шапке с лисьим хвостом и произносит официально, словно на дипломатическом приёме: - Это ваш финский коллега, господин Ойва Хяркинен.
Тот, кого "шибздик" назвал таким непривычным для русского уха именем, приветливо улыбается, мягко жмёт своему коллеге руку, с интересом его разглядывая, пытается разгадать, что это за человек перед ним.
– Ойва Хяркинен, ОЮ "Лемминкяйнен", - говорит он на чисто финском языке, о чём сразу можно догадаться. Без подсказки.
Третий из встречающих - переводчик. Его зовут Алекс. Он высок, мо-ложав, атлетического сложения, широкие прямые плечи, как будто под оде-ждой у него забыта вешалка-плечики. Лицо совершенно русское. Со време-нем он и Андрей Соколов подружатся, и Андрей всегда будет рад, когда его в командировках по Финляндии будет сопровождать Алекс. Говорит он по-русски безукоризненно, без малейшего акцента. Когда Андрей знакомится с Мишкиным и тот рекомендует ему его финского Коллегу, Алекс стоит в сто-роне и помалкивает. Но как только Хяркинен представился, Алекс прибли-зился к уху Андрея и перевёл. Машинально, старательно, заученно: