Букет прекрасных дам
Шрифт:
— Что?
— Эта вещь была на Рите в день гибели.
Я вздрогнул и невольно отложил кофтенку подальше. Словно не замечая моей реакции, Элеонора неслась дальше:
— В тот день Рита надела брючки от Гальяно, колготы «Премиум», пятьдесят долларов за упаковку, эксклюзивное белье от «Дим», если скажу, сколько стоит комплект, трусики и лифчик, тебя стошнит. Повесила на шею несколько золотых цепочек, в ушки воткнула сережки от Тиффани, на запястье пристроила часики от Картье, надушилась парфюмом Живанши, имей в виду, это одна из самых
— Может, он ей очень понравился, по цвету, например, — пожал я плечами, — берлинская лазурь! Ярко, насыщенно. Рите шли такие наряды.
— Ты плохо знаешь женщин, — вздохнула Нора, — если Маргоша нацепила на себя прикид с помойки, значит, ее вынудили к этому чрезвычайные обстоятельства. Вопрос, какие?
Она вытащила сигареты и замолчала. Я смотрел на свитерок. На мой взгляд, эту вещичку совершенно не отличить, во всяком случае, издали, от тех шмоток, которыми забиты шкафы девчонки. Мне кажется, Нора слегка преувеличивает значение этого пуловера. Ну купила девушка себе приглянувшуюся вещь, эка невидаль. Схватила кофту, прибежала к подружке и мигом переоделась. По-моему, все ясно и понятно. Вполне в женском духе, сразу нацепить на себя понравившуюся тряпку…
— Собирайся, — велела Нора, хватая свитерок.
— Куда?
— Поедешь к этой Потаповой Наташе и велишь ей прийти ко мне, прямо сейчас. Сама побалакаю с девчонкой.
— А вдруг она не захочет?
— Ты постарайся, убеди ее.
Выплюнув последнюю фразу, Нора развернула кресло и выкатилась в коридор. Я со вздохом влез в халат, открыл дверь в ванную и уставился на отросшую за ночь щетину. И женщины еще смеют стонать по поводу ежемесячных дамских неприятностей! Попробовали бы они каждое утро бриться!
— Слышь, Вава! — гаркнула Элеонора.
Я уронил станок в раковину.
— Господи, как вы меня напугали!
— Нежный ты у нас, цветок душистых прерий, — хмыкнула Нора. — Вот что, скажи этой Наташе, что бабка Риты, дама взбалмошная и непредсказуемая, хочет отдать все носильные вещи внучки той из подруг, которая приедет первой. Живо примчится.
— Вы и впрямь собираетесь это сделать?
Нора пожала плечами:
— Пусть уж лучше их доносит не слишком обеспеченная девушка. А то придется вывезти на помойку.
Честно говоря, последняя фраза слегка резанула мой слух, но Нора человек жесткий, если не сказать жестокий. Впрочем, подумайте сами, может ли быть сентиментальной дама, нажившая многомиллионное состояние исключительно благодаря своему уму и деловой хватке?
Глава 8
В институте Наташи Потаповой не было.
— Она сегодня не приходила, — сказала староста их группы, хорошенькая рыжеволосая толстушка.
Я сел в «Жигули» и набрал номер телефона.
— Алло, — ответил высокий нервный голос.
— Позовите, пожалуйста,
— Кто говорит? — рявкнула весьма невежливо дама.
Очевидно, мать Потаповой кавалеры дочери довели до последней точки кипения. Решив ее не злить, я мирно ответил:
— Вас беспокоит дядя подруги Наташи. Меня зовут Иван, если можно, передайте ей трубочку.
— Невозможно, — буркнула тетка.
— Ее нет дома?
— Наташа скончалась.
— Что? — не понял я. — Что вы хотите сказать?
— Ната умерла, — пояснила женщина, — вчера вечером. Родители, как понимаете, в шоке.
От неожиданности я отсоединился и тут же вызвал Нору.
— Она умерла!
Элеонора, мигом сообразившая, что к чему, поинтересовалась:
— От чего?
— Не знаю.
— Так выясни.
— Как?
— О господи, Вава! Отправляйся к ней домой, расспроси родственников.
— Думаю, им сейчас не до разговоров!
— Вава, — сердито сказала хозяйка, — преступление можно раскрыть только по горячим следам. Действуй!
— Но как я войду к ним в дом? Под каким предлогом?
— О боже! Купи букет пошикарней… Разменяй сто долларов мелкими купюрами, положи в конверт. Скажешь, студенческая группа собрала на поминки. У тебя есть деньги?
— Да вы же вчера дали мне на непредвиденные расходы.
— Вот и действуй.
Ощущая страшную неохоту, я превратил одну зеленую бумажку в кучу голубых и розовых, выбрал восемь красных роз и покатил в район Марьино, на другой конец города.
Дверь Наташиной квартиры стояла нараспашку. В небольшой прихожей были кучей навалены сапоги, ботинки, а с вешалки буквально падали куртки, шубы и дубленки. Пахло тут какими-то сердечными каплями — то ли валокордином, то ли корвалолом.
Я потоптался у входа, потом снял пальто, ботинки и пошел на поиски хозяев.
— Здравствуйте, — сказала стройная девушка, курившая на кухне, — вы кто?
— Да вот, — пробормотал я, показывая на букет и конверт, — от деканата. Материальную помощь выписали, уж извините, больше не вышло.
— Значит, вы из Наташиного института, — уточнила девчонка, — из деканата? Преподаете у них?
Вот почему я не люблю врать. Стоит начать, и процесс становится неуправляемым. Одна неправда тянет за собой другую, громада лжи растет, словно снежный ком. Но делать нечего, раз принялся лгать, приходится продолжать.
— Да, моя специальность — русская литература.
— Понятно, — протянула девица, бесцеремонно разглядывая меня с ног до головы, — ясно, как вас зовут-то?
— Иван… Иван Павлович.
— Света, — пробормотала девчонка, — идите в большую комнату, там мать Наты, ей и вручите.
— Светочка, — проговорил я, — а вы Наташе кто?
— Двоюродная сестра. Наши отцы братья.
— Знаете, я очень неловко себя чувствую, просто не соображу, что и говорить в таком случае, будьте добры, сделайте милость, передайте сами родителям цветы и деньги.