Бульдоги под ковром
Шрифт:
Теперь он знал, что до утра у него время есть. Долго им придется искать его по берегам неведомой реки. Когда Шульгин добрался до входа в пещеру, то настолько продрог, что едва сумел зацепиться за каменный порог и перевалить через него сотрясаемое крупной дрожью тело. Овладев многими тайнами боевых искусств, он понятия не имел о технике йогов, умеющих сушить на теле мокрые простыни в лютый гималайский мороз.
Вход был узкий, примерно метр на полтора. И тьма внутри стояла совершенно египетская. Держа в вытянутой руке пистолет, Шульгин осторожно пробирался тесным тоннелем, то и дело цепляясь головой и плечами за выступающие углы. Он уже начал опасаться, что коридор никогда
Если мимо проехали пятеро и хоть одного он убил или ранил на лыжне, то в доме, кроме Сильвии и ее напарника, не должно остаться слишком много людей. Еще два-три охранника, ну, прибавим экипаж вертолета. Размеры самой виллы ограничивают возможную численность ее гарнизона. И все могло получиться неплохо.
Да что теперь рассуждать, надо идти до конца. Тем более что сигнальный огонь он видел отнюдь не во сне.
И почти тут же шестым чувством ощутил, что коридор закончился и теперь его окружает гораздо больший объем пространства.
Он выпрямился во весь рост, поднял руку, но не достал до потолка.
В карманах, кроме пистолетов, не было абсолютно ничего, тем более – зажигалки или спичек, и он, ругая себя еще и за этот промах, пошел по периметру пещеры, ощупывая стену руками.
Метров через пятнадцать рука провалилась в какую-то нишу. Пошарив там, Шульгин наткнулся на холодный металлический предмет, оказавшийся длинным цилиндрическим фонарем. Двинув вперед ребристую кнопку, он тут же зажмурил глаза – таким ярким показалось световое пятно на розоватой гранитной стене.
Значит, он все-таки не ошибся. В себе и друзьях.
Но уже через минуту его посетило сомнение. То, что он увидел, напоминало скорее уголок экспозиции музея в Нерубаевских катакомбах под Одессой.
Не слишком обширный зал, явно естественного происхождения, который кто-то использовал под тайное убежище. Только более цивилизованное, чем у катакомбных сидельцев.
В глубокой продолговатой нише два спущенных надувных матраса, несколько скомканных шерстяных одеял, рядом с нишей складной дюралевый стол, два таких же стула, у стены штабель зеленых деревянных ящиков с маркировками на английском. На каменном выступе довольно древняя полевая рация размером с посылочный ящик, на полу черные коробки аккумуляторов, на столе керосиновый фонарь, блестящая никелированная зажигалка, открытая банка консервов с окаменевшим содержимым, почти полная пачка сигарет, какие-то газеты.
Еще в пещере обнаружилась печка типа буржуйки и много других, необходимых в жизни цивилизованного человека предметов.
Но больше всего Шульгина удивил и обрадовал прислоненный к стене автомат системы «томпсон». Образца 1923 года. Совсем слегка тронутый ржавчиной. Сашка взял его в руки, наслаждаясь приятной тяжестью и старомодной элегантностью конструкции, легко оттянул непривычно, сверху ствольной коробки расположенную ручку затвора, увидел толстый, золотисто поблескивающий патрон. Круглый, на сто зарядов диск был полон. И все остальное здесь было такое же – на вид старое, давно брошенное, но вполне готовое к действию.
Сидя у гудящей и источающей волнами сухое тепло печки, Шульгин дымил почти не потерявшей вкуса сигаретой «Лаки Страйк» (без фильтра), ощущал почти такой же душевный покой, как дома на Валгалле, вернувшись из дальнего похода, и при свете керосинового пламени, чуть подрагивающего за пыльным, закопченным стеклом, просматривал найденную газету. Хотя была она на испанском, кое-что он прочесть сумел.
В шестьдесят пятом Сильвии было лет десять. Но по-прежнему Сашка не мог вспомнить, где в испаноязычных странах бывают в горах такие снега и метели.
Большинство остальных предметов имели американские фирменные знаки и маркировки. В том числе и виски «Джим Бим» из Кентукки. Шесть бутылок его нашлось в одном из ящиков. Качество и крепость были вполне приемлемы. Мясные консервы он есть не рискнул и закусил твердой, как фанера, галетой.
Шульгин с некоторым даже раздражением думал; снова и снова все происходящее напоминает известного сорта литературу – Жюля Верна, Майн Рида и тому подобное. Счастливое спасение, в самый нужный момент под рукой обнаруживается все необходимое, в финале – непременная победа добра над злом…
Последнее, впрочем, проблематично, но если оставаться в пределах тенденции… Думать о предстоящем возвращении на виллу и обо всем с этим связанным ему пока не хотелось, и он стал анализировать текущий момент.
Куда, интересно, девались хозяева убежища? Похоже, сбежали они весьма поспешно, или проще – убиты или схвачены полицией далеко отсюда. Но все же кто, кроме Антона, мог указать призывным сигналом путь в пещеру? Указать, не оставив даже намека, а тем более инструкции.
Он еще раз осмотрел каждую вещь и каждый уголок пещеры. Нет, ничего! Но ведь такого не может быть! При условии, что сигнал фонаря ему не померещился.
А что, если?.. Привыкшее за последний год к самому невероятному подсознание выдало вариант ничем не хуже прочих: если виллу Сильвии окружает поле, искривляющее пространство и время, сигнал пришел из прошлого и предназначался совсем не ему, а действующим лицам тех, двадцатилетней давности событий?
И все же он нашел то, что искал. На обратной стороне газеты зеленым фломастером было размашисто написано по-английски: «Ежедневно каждые двенадцать часов, считая с ноля, здесь. Или по старой схеме. Задание должно быть выполнено любой ценой. Прорыв с нашей стороны невозможен». Подписи не было, как и иных намеков, кому адресован текст. Вполне можно допустить, что и это след прежних обитателей базы. Слово «любой» дважды подчеркнуто.
Какой осторожный деятель наш Антон. Истинный дипломат.
Разбирая и смазывая автомат прованским маслом из банки с сардинами, Шульгин старался понять: отчего форзейль ведет себя именно таким образом, с маниакальным почти упорством избегая оставить хоть какой-то след в нашем мире? Ни разу, насколько известно, не предпринял он ни одного прямого действия.
Всегда только слова, которые, как говорится, к делу не подошьешь. Да еще и без свидетелей. И почти всегда в сослагательном наклонении или в виде ненавязчивой просьбы, намека, совета. Мол, если да, то и слава богу, а не хошь – как хошь… Даже в угол загонять партнеров он умеет чрезвычайно изящно. Не Антон, а прямо Сократ с его диалогами. С одной стороны, это говорило в его пользу, подтверждая заявленные принципы, но с другой – не могло Сашку не раздражать именно этим. Шульгин с детства не терпел подстрекателей, которые всегда оставались в стороне, подставляя менее хитрых и подлых приятелей. Хотя – Шульгин старался быть справедливым – это может на самом деле быть базовым принципом их этики.