Бумеранги
Шрифт:
«Семь ноль ноль» означает провести «день на пределе». Их действительно готовили, усиленно тренировали умственно и физически к жизни в другом опасном мире. Ужас близости безумия покалывает кончики пальцев. Куда смотрели родители этих мальчишек?
Наконец, они одновременно касаются руками бортиков. Рок хватается за свой и, резко вынырнув на половину корпуса, подтягивается и кричит:
– Первый!
– смеется, стягивая очки.
– Raza, чего ты молчишь? Оспаривать будешь?
– У вас ничья, - заявляю, пока Костя вытирает ладонями лицо.
– Такого
– Секундомера у меня под рукой нет, а на глаз- ничья.
Рок закатывает глаза, передразнивает, Костя делает то же самое в ответ на гримасы друга. И оба отворачиваются. А я не могу не улыбнуться их ребяческому поведению.
Я мало знаю о геймерах, Кристина никогда не знакомила меня со своими виртуальными товарищами, но отчего-то я была уверена, что компьютерные задроты не должны так хорошо выглядеть. Рок ниже Кости, но крупнее, шире и будто воздушнее. Помимо мышечной массы у него достаточно жирка, особенно на животе, но не так много, чтобы хотелось немедленно посадить парня на диету или отправить побегать. Он в хорошей форме.
Костя… про таких говорят - жилистый, крепкий. Кубики пресса и внушительные боковые мышцы обрисовываются при каждом движении. Широкие плечи и твердые руки покраснели от нагрузки. На них капельки или воды, или пота. Грудь вздымается часто, быстро. Помимо воли я представляю, как все эти мышцы, должно быть, напрягались, каменея, когда он защищал меня в гостинице. Они нужны ему не для того, чтобы летом надеть облегающую майку и выглядеть о'кей. Они появились, когда он тренировался бить и выживать. От приседаний в тренажерке эффект совсем другой.
А плитка на кромке бассейна синяя-синяя, насыщенная, чистая и практически новая. Очерчиваю кубики пальцем, оттираю несуществующие пятнышки. Мне здесь нравится. И теплые брызги нравятся, и прохлада скользкого пола под ногами, и ощущение, что нахожусь среди друзей.
Смотрю на парней, которые вновь устроили соревнования, и улыбаюсь.
Когда нам с Кристи исполнилось по семнадцать, мы рванули учиться в столицу. Тогда-то бабушка и увидела, что из себя представляют ее любимые внучки: одна похожа на безразличное ко всему привидение, не отлипающая от ноутбука, вторая - запутавшийся в себе и собственном бунте подросток, отрицающий придуманную для нее родителями судьбу. Бабушка обозвала наших родителей бестолковыми и серьезно взялась за воспитание внучек. При ней Кристина посещала учебу, даже кое с кем подружилась из девчонок в группе, я радовалась, надеясь, что в скором времени игромания останется в прошлом. Расслабилась, занялась своей жизнью, попыталась влюбиться.
Но бабуля умерла, Вадим оказался не лучшим выбором. С Кристиной же мы начали так сильно ругаться, что мне пришлось съехать в общежитие.
Костя выныривает прямо напротив меня, пугая до чертиков. Подтягивается, опираясь на бортик, но неудачно. Он скользит, падает и уходит с головой под воду. Я тут же кидаюсь посмотреть, как он там. И зря! Он снова выныривает, и наши лица оказываются слишком близко. Мое сердце тут же разгоняется, снова слышу пульс, отшатываюсь. Он улыбается,
– Нет, я посижу немного. Может, для тебя такие дни, как вчерашний и сегодняшний - норма, но только не для меня. Если честно, я не могу отделаться от мысли, что мы приехали сюда на машине, которую до этого осмотрел сапер.
Он качает головой и тянет к себе вниз, и только когда я оказываюсь по шею в воде, между его телом и бортиком, он говорит мне жестами: «не могу смотреть на твои синяки».
– Они скоро заживут.
Костя поджимает губы, снова кивает. Он отлично держится в воде, тогда как я крепко схватилась за бортик, между дном и моими ногами не менее метра.
Я почти голая в нескольких сантиметрах от обнаженного мужского тела - мускулистого, тугого, которое не одолеть без помощи, не оттолкнуть - и почему-то чувствую себя спокойно. Уютно, словно меня закутали в плед, усадили у камина и вручили пряный глинтвейн. Стакан горячий, ладони жжет, но эта боль терпимая и приятная. Ни за что не освобожу руки и не уберу чашку в сторону. Не стану ждать, пока остынет. Пусть и дальше жжется. Можно даже сильнее.
Я закрываю глаза. Открываю, а Костя по-прежнему рядом.
Истолковав мою реакцию по-своему он мрачнеет. Я вижу движение, будто что-то хочет сказать, но молчит. Неудобно опираясь локтями о борт, я обхватываю ладонями его лицо. В прошлый раз это помогло удержать внимание. Я закрываю ему рот ладонью и шепчу:
– Не будем больше говорить о «Веретено», хорошо? Иначе я психану, - повторяю его вчерашнюю фразу. Мы улыбаемся друг другу, но в этот момент руки слабеют всего на миг, этого хватает, и я соскальзываю вниз, под воду, но меня тут же подхватывают чуть выше талии, надежно держат, поднимают.
Теперь горячо не только ладоням.
Полностью дезориентированная, я жадно хватаю вновь доступный воздух, начинаю кашлять, цепляясь за Костины плечи, прижимаюсь. Или он прижимает меня к себе. Все так быстро, неожиданно, от избытка эмоций и новых ощущений кружится голова, мое тело словно приклеивается к нему. Оторваться невозможно, нас будто спаяли вместе.
Он держит крепко, даже немного больно. Все десять пальцев впиваются в мою кожу. А мне хочется одного - понадобиться ему. Хотя бы для разрядки. Хотя бы так. Главное, чтобы больше других. Крепко зажмуриваюсь. Мысль возникает спонтанно, и так же быстро исчезает, оставляя странное послевкусие упущенной возможности и злости на себя.
Мы быстро тянемся друг к другу губами, одновременно останавливаемся в последний момент, отворачиваемся. Я утыкаюсь в его шею, наслаждаясь последними мгновениями запретной близости, он опускает руки. Затем снова ловит, но уже легонько, помогает отстраниться и снова взяться за бортик.
– Ты же поможешь мне?
– говорю быстро, пока не передумала.
– Поговоришь с Кристиной?
Он медленно кивает. Смотрит пристально, словно в душу заглядывает.
– Ну что, вы так и будете обжиматься или идем?
– кричит Рок, в следующее мгновение нас окатывает волной от его погружения в воду.