Бунт Хаус

Харт Калли

Когда Рэн не появляется на занятиях в среду, я становлюсь настолько раздраженной всем этим, что решаю, что мне нужно что-то делать с этой ситуацией. Если не ради моего собственного здравомыслия, то хотя бы ради бедняжки Карины.

Под всем этим разочарованием и гневом скрывается тошнотворное беспокойство, что я причинила боль Рэну, когда не взяла его за руку в библиотеке. Он мог разозлиться, что я не упала на колени в знак благодарности, когда он сказал мне, что заботится обо мне. Я уверена, что именно этого он от меня и ждал. Если он злится из-за предполагаемого отказа с моей стороны, тогда, возможно, пусть все так и будет. Он оставит меня в покое,

и мне больше не придется иметь дело с его вниманием.

Эта мысль должна была сделать меня счастливой. Он уже несколько недель меня раздражает, и теперь, когда он отступит, я смогу нормально устроиться в Вульф-Холле, не опасаясь дальнейших осложнений.

Но.

Ух, ну почему всегда есть это чертово «но»? Почему я не могу просто исполнить праздничный танец и двинуться дальше, как это сделал бы любой здравомыслящий человек?

Я сижу в темноте в своей комнате и продолжаю себя накручивать. Я съедаю полплитки шоколада, но сахар на вкус кислый, и он скручивается в желудке, вызывая тошноту. Я делаю все возможное, чтобы отвлечься от того факта, что Рэн до сих пор не отправил мне сообщение, растрачивая целый час, играя в Animal Farm на моем Nintendo Switch, а затем болтая с Леви по WhatsApp, но я все еще не могу избавиться от неприятного уныния, которое держит меня в своих объятиях.

Часы на моем мобильном телефоне наконец-то показывают десять вечера, и я говорю себе, что мне пора спать, но... черт возьми, что со мной такое? Почему я не могу просто забыть обо всем этом? Это к лучшему!

Я должна написать ему.

Должна спросить, какого хрена он играет, посылая мне самые запутанные смешанные сообщения. Я имею в виду, чего он надеется добиться? Я так сильно накручиваю себя, что мне кажется, что я вот-вот сломаюсь, когда я хватаю свои ботинки со дна ближайшего ящика, сердито надевая их на ноги.

Текстового сообщения недостаточно.

Мне нужно получить от него объяснения лично. Мне нужно знать, заставил ли он кого-то другого починить птицу для меня. И, как ни противно мне это признавать, я хочу знать, действительно ли я причинила ему боль, отказав ему в библиотеке.

Ты такая дура, Элоди. Он не стоит твоей энергии. Серьезно, сними ботинки, ложись в постель, погрузись в хорошую книгу и забудь о Рэне Джейкоби. Он всего лишь подлый манипулятор и ничего больше.

Вместо этого я беру книгу, которую он мне одолжил — «Этюд в багровых тонах» сэра Артура Конан Дойла — и запихиваю ее в сумку.

Ты лучше этого. Лучше, чем он. Он тебе не нужен, черт возьми.

Ободряющая речь — это хорошо. Я повторяю её про себя, пытаясь на цыпочках пройти по коридору. Она крутится в меня в голове, повторяясь снова и снова, пока я крадучись спускаюсь по лестнице. Я слышу её снова и снова, когда выхожу из академии и начинаю бежать по длинной подъездной дорожке, направляясь вниз с горы.

В Тель-Авиве у меня не было машины. Мне она была не нужна. Хотя здесь, в Нью-Гэмпшире, машина была бы очень кстати, особенно учитывая, что я живу в самом центре глухомани. Карина предложила одолжить мне свою машину и сказала, что я могу пользоваться ею, когда захочу, но сегодня я не могу попросить у нее ключи. Она захотела бы знать, куда я иду, а я никак не могла сказать ей правду: «О, знаешь, я просто подумала, что заскочу

в Бунт-Хаус. После отбоя. Одна. Чтобы обсудить мои не начавшиеся, странные отношения с мальчиком, от которого ты до посинения предупреждала меня держаться подальше».

Да, этого не должно было случиться.

И вот я здесь, бегу трусцой вниз по склону, выпрыгиваю из кожи при каждом звуке, который слышу, и просто жду, когда из леса выскочит что-то мерзкое с острыми зубами. С тех пор как я улизнула из академии, я не видела ни одной машины, а поскольку на ветреной дороге с крутыми поворотами нигде нет уличных фонарей, у меня есть только маленький фонарик на мобильном телефоне, чтобы отогнать темноту.

Я знала, что это была ужасная идея еще до того, как покинула Вульф-Холл, но только сейчас до меня дошло, насколько это была ужасная идея. Если со мной что-нибудь случится, мне лучше просто умереть и покончить с этим. Если я этого не сделаю, Карина убьет меня, и я скорее соглашусь быть съеденной медведем или похороненной в неглубокой могиле парнями из Бунт-Хауса, чем увидеть разочарование в ее глазах.

В конце концов, я добираюсь до узкой грунтовой дороги, которая ответвляется от главной дороги, ведущей к дому Рэна, и паника сжимает мое сердце, как кулак. Я не вижу никаких огней. В доме нет света, идущего изнутри. Дома никого нет. А это значит, что я зря проделала весь этот путь в темноте, а Рэн... Рэн все еще не вернулся со своей вечеринки с парнями, и он где-то там, прекрасно проводит время, совершенно забыв о моем существовании.

Просто прекрасно.

Вау.

Осознание обрушилось на меня, как ведро ледяной воды, только что вылившееся на мою голову: это не тот человек, которым я хочу быть, какая-то глупая девчонка, блуждающая в темноте одна, вся измученная из-за какого-то парня, который никак не может определиться с ней. У меня гораздо больше здравого смысла. Больше самоуважения. Сжав руки в кулаки, я смотрю в ночь, мое решение принято. Я возвращаюсь в академию. Я не стану жертвой такого рода безумия.

Прежде чем я успеваю начать долгий путь обратно в Вульф-Холл, впереди внезапно вспыхивает свет, отбрасывая желтое сияние в темноту. Бунт-Хаус поднимается из чернильно-черного леса, появляясь из ниоткуда, и мое безумное сердце замедляется. Значит, они все-таки дома. Какая-то часть меня испытывает облегчение от этого знания, но остальная часть разочарована тем, что я даже позволила себе…

Стальной прут обвивается вокруг моей шеи, перекрывая доступ воздуха.

— Кричи, и ты, бл*дь, сдохнешь, — предупреждает злобный рык.

Какого... какого хрена?

На секунду я становлюсь олицетворением страха. Мой разум просто... пуст. Я не могу дышать, не могу двигаться, не могу думать…

Невероятно прочная лента вокруг моего горла сжимается.

— Маленькая паршивка, — шипит голос. — Ходишь на цыпочках в темноте, шпионишь за людьми. Очень плохо, petite pute francaise. Очень, очень плохо.

Блокада, которая захлопнулась внутри меня, разбивается вдребезги, разваливаясь на части. Эта фраза: маленькая французская шлюха. Именно так назвал меня Пакс, когда я вошла в свой самый первый класс в академии. Я не сомневаюсь, что это он стоит позади меня, удерживая меня в удушающем захвате, и с этим знанием мой страх испаряется. Он вовсе не чудовище. Он не какое-то сверхъестественное существо, рыщущее по лесу в поисках своей следующей жертвы. Он просто парень с проблемами в поведении, и меня учили, как с ними справляться.