Бунт на «Кайне»
Шрифт:
— Разве ему не пришлось напомнить вам о такой элементарной вещи, как спустить с борта грузовую сеть?
— Я не делал этого до последней минуты, потому что боялся, как бы ее не унесло в море. Он мог бы не напоминать мне об этом, я и сам это знал.
— Мистер Марик, как бы вы оценили вашу лояльность своему командиру?
— Мне трудно ответить на этот вопрос.
— Еще бы! Четыре? Два с половиной? Ноль?
— Я считаю себя лояльным офицером.
— Это вы подписали матросу Стилуэллу в декабре 1943 года увольнительную
— Да, я сделал это, сэр.
— По-вашему, это лояльный поступок?
— Нет, в этом случае я поступил нелояльно.
Челли, не ожидавший такого ответа, уставился на Марика.
— Вы признаете, что как помощник капитана были нелояльным по отношению к своему командиру уже в первые дни совместной работы?
— Да.
— Очень интересно. Почему вы пошли на это?
— Я не оправдываю себя. Но больше это не повторилось.
— Вы признаете, что свою службу помощником капитана Квига вы начали и закончили нелояльными поступками?
— Я не признаю, что закончил службу нелояльным поступком.
— Вы слышали насмешливые и оскорбительные замечания, высказываемые офицерами в адрес капитана?
— Да.
— Какие дисциплинарные меры вы принимали в таких случаях?
— Никаких. Я неоднократно предупреждал о недопустимости этого и никогда не позволял таких разговоров в своем присутствии.
— Однако вы никого не подвергли наказанию за подобные грубые нарушения дисциплины. Почему?
— Есть пределы тому, что можно сделать в определенной ситуации.
Челли железной хваткой вцепился в Марика, когда тот стал рассказывать, что произошло во время тайфуна. Он цеплялся за каждую оговорку или неточность, за каждый упущенный Мариком факт. Но помощник капитана, признавая все ошибки, оговорки и неточности, с мрачным упорством отстаивал свою версию. Затем Челли перешел на самого Марика — где учился, что окончил, и обратил внимание суда на то, что помощник капитана учился весьма посредственно, как в школе, так и в колледже, и никаких познаний в психиатрии или в какой-либо другой области наук у него лет:
— Откуда вы набрались этих ученых слов о паранойе?
— Из книг.
— Каких книг? Назовите.
— Медицинских книг о психических расстройствах.
— Это что, ваше интеллектуальное хобби — в свободное время читать книги по психиатрии?
— Нет. Просто я занялся этим, когда стал замечать странности за капитаном и подумал, что он болен. А книги брал то у одного, то у другого из знакомых.
— С вашими знаниями и уровнем подготовки как могли вы рассчитывать, что поймете что-нибудь из этих сложнейших и малодоступных неспециалисту научных книг?
— Я все же кое-что понял.
— Вам известно такое изречение: «Опаснее знать мало, чем ничего не знать»?
— Да, известно.
— У вас голова набита научными терминами, в которых вы не разбираетесь, и тем
— Я сместил капитана не потому, что начитался этих книг. Я понял, что тральщик в опасности…
— Оставим в покое тральщик. Мы сейчас обсуждаем ваши познания в психиатрии, лейтенант. — И Челли буквально забросал Марика вопросами, оперируя десятками научных терминов из психиатрии, то и дело требуя у помощника капитана объяснения каждого из них. Марик впал в полное уныние, отвечал односложно и все чаще «не знаю».
— Итак, когда с вами говорят о психических заболеваниях, вы не в состоянии даже понять, о чем идет речь, не так ли?
— Я и не утверждал, что хорошо разбираюсь в этом.
— И все же вы решили, что знаете достаточно, чтобы отважиться поставить капитану Квигу диагноз: психическое расстройство, а теперь выдвигаете это в качестве оправдания своих действий, которые иначе как бунтом не назовешь.
— Я думал лишь о том, как спасти тральщик.
— Кто вам позволил узурпировать права капитана и его ответственность за безопасность судна, не говоря уже о ваших интуициях и догадках в области психиатрии?
— Я… — Марик умолк, тупо уставившись на Челли.
— Отвечайте на вопрос, пожалуйста. Или диагноз, который вы поставили Квигу, оправдывает ваши действия, или же это грубейшее Нарушение дисциплины, какое только можно себе представить. Так или не так?
— Если бы он не был болен, это был бы бунт. Но капитан был болен.
— Вы слышали заключение компетентных врачей-психиатров, которые давали здесь свои показания?
— Да.
— Какой они поставили диагноз? Был или не был болен капитан 18-го декабря?
— Они сказали, что не был.
— Старший лейтенант Марик, вы считаете, что лучше капитана разбираетесь, как следует вести корабль?
— В обычных условиях капитан может вести судно. В опасной ситуации, которая сложилась, он растерялся.
— А не наоборот? Возможно, это вы растерялись в стрессовой ситуации настолько, что перестали понимать правильные распоряжения своего командира? Может такое случиться?
— Вообще может, но…
— Как на флоте считают, кто более сведущ в кораблевождении — капитан или помощник?
— Капитан.
— Итак, старший лейтенант, в качестве так называемого оправдания вы выдвигаете два положения, не так ли? Первое — капитан был психически болен; второе — судну грозила опасность. Вы согласны с этим?
— Да.
— Врачи определили, что капитан не был психически болен?
— Да, это их мнение…
— В таком случае, суд имеет основания считать, что мнение капитана о том, в каком положении тогда находилось судно, было правильным, а ваше — нет. Что вы на это скажете?