Бунт на «Кайне»

Вук Герман

— Насколько мне помнится, такого указания не было. Это можно проверить по приказам. Да, я могу утверждать, что не было. Теперь я вспомнил.

— Хорошо. Вы можете еще раз объяснить нам, почему вы сбросили маркер?

— Чтобы лучше обозначить исходный рубеж для десантных судов.

— Когда тральщик взял курс в море и ушел, десантные суда уже достигли исходного рубежа?

— По моим расчетам они были совсем у цели. Разумеется, дистанцию показывал пеленгатор, но, насколько я помню, они подошли к исходному рубежу так близко, насколько это было

возможно.

— В таком случае, коммандер, если десантная группа достигла рубежа, какой смысл было сбрасывать маркер?

— Можно сказать, для пущей безопасности, — ответил Квиг после некоторого колебания. — Дополнительная отметка рубежа. Может, я перестарался, проявил излишнюю осторожность, но я всегда считал, что излишняя предосторожность не помешает. Хотел дать им знать, где они находятся.

— Коммандер, скажите, с того момента, как вы встретились с десантной группой, и до того, как вы сбросили красящий маркер, какая дистанция соблюдалась между вами и десантными кораблями?

— На воде всегда трудно точно определить дистанцию, особенно когда имеешь дело с судами с низкой посадкой.

— Вы находились в пределах прямой слышимости? — В вопросе Блэкли чувствовались раздражение и ирония.

— О, нет! Для переговоров мы пользовались флажным семафором. Мы бы потопили их, если бы находились на расстоянии прямой слышимости.

— Лейтенант Мэрфи, — сказал Блэкли, указывая на рыжего офицера за судейским столом, — трижды участвовал в высадке десанта и командовал одним из десантных кораблей. Он сообщил нам, что в таких случаях расстояние между судами не должно превышать ста или ста пятидесяти ярдов, что соответствует дистанции прямой слышимости.

Квиг как-то обмяк в своем кресле и исподлобья посмотрел на лейтенанта Мэрфи.

— Возможно, так оно и было. День был ветреный, шум от носовой волны довольно сильный, поэтому надежней было пользоваться семафором, а не кричать во весь голос в мегафон.

— Тральщиком командовали вы?

Квиг ответил не сразу.

— Насколько я помню, командовал старший лейтенант Марик. Я припоминаю, что предупреждал его о необходимости сократить дистанцию. Мне она показалась слишком большой.

— Какой?

— Не могу сказать, но однажды, когда мне показалось, что она возросла, я сделал ему замечание, что мы слишком оторвались от десантной группы.

— Почему корабль вел ваш помощник?

— Он был штурманом, и для того, чтобы не повторять ему то, что он сам знает… Да, я теперь вспомнил, почему я дал приказ бросить маркер. Марик слишком оторвался от группы, а я хотел быть уверенным, что десантные суда точно видели, где исходный рубеж.

— Разве вы не приказали сбавить ход, когда увидели, что расстояние между вами и группой увеличивается?

— Все произошло так быстро, может, в это время я смотрел на берег, отвлекся на несколько секунд, а когда увидел, как мы оторвались от десантной группы, распорядился сбросить маркер, чтобы исправить оплошность Марика.

— Это все, что вы вспомнили, коммандер? — спросил Блэкли,

помрачнев.

— Да, все так и было, сэр.

— Продолжайте, — сказал адвокату Блэкли.

Прислонившись к своему столу, Гринвальд быстро спросил:

— Коммандер Квиг, вы всегда во время высадки десанта предпочитаете находиться на той стороне мостика, которая подальше от берега?

— Это оскорбительный для офицера вопрос! — вспылил Квиг. — Я категорически отрицаю это. Если на то пошло, мне приходилось быть везде и почти одновременно, учитывая, что Марик исполнял обязанности штурмана, а вахтенным офицером был Кейт, и оба они норовили быть там, где побезопасней. Мне все время приходилось заменять их, поэтому я переходил с одной стороны мостика на другую. Вот как это было на самом деле, какую бы ложь обо мне здесь ни распространяли…

Гринвальд, с лицом, которое ничего не выражало, приоткрыв рот, смотрел, как судьи беспокойно задвигались в своих креслах.

— Коммандер, — продолжил он, как только Квиг утихомирился, — вы помните инцидент во время высадки на Сайпане, когда эсминец «Стэнфилд» был накрыт огнем вражеских батарей?

— Конечно помню! — свирепо уставился на него Квиг, тяжело дыша. — Не знаю, какую ложь здесь говорили под присягой об этом не столь уж значительном происшествии, но я готов внести ясность и в этот вопрос. Известный вам мистер Кейт бегал по мостику и вопил, чтобы немедленно открыли огонь по береговым батареям противника, когда эсминец «Стэнфилд» закрывал собою линию огня и начать обстрел берега было невозможно. Поэтому я дал команду тральщику вернуться в район патрулирования и приступить к исполнению своих прямых обязанностей. Мне было дано задание патрулировать, а не вести заградительный огонь по батареям противника. Что касается «корсара», то самолет тут же затонул, даже следа не осталось, когда мы со «Стэнфилдом» подошли. А эсминец и сам неплохо о себе позаботился, насколько я помню.

— Какой круг разворота у «Кайна», сэр?

— Тысяча ярдов, но…

— Если бы вы развернулись на тысячу ярдов, «Стэнфилд» наверняка ушел бы с линии огня, и вы могли бы прямой наводкой открыть огонь по батареям противника.

— Насколько я помню, «Стэнфилд» все время шел параллельно нашему курсу, и обстрелять батареи прямой наводкой не представлялось возможным.

— Суд хочет задать свидетелю вопрос, — вмешался Блэкли.

— Сэр, — не выдержал Челли и встал. — Свидетель явно возбужден и нервничает, я прошу прервать допрос и дать ему отдохнуть…

— Я не нервничаю, — вскинулся Квиг, — я рад ответить на все вопросы, более того, я прошу дать мне возможность установить истину и опровергнуть все порочащие меня показания, которые здесь давались. За полтора года службы на «Кайне» я не допустил ни одной ошибки, и я могу это доказать, моя репутация до сих пор ничем не была запятнана, и я не хочу, чтобы нарушившие присягу офицеры своей ложью и измышлениями бросили на нее тень…

— Коммандер, вы согласны сделать перерыв? — спросил Блэкли.