Бунт женщин
Шрифт:
Нет, я не хочу ребёнка из детского дома. Я хочу своего ребёнка. Я попрошу Дениса подарить мне ребёнка. Пусть он живёт с мамой, пусть в упор не видит меня, но может же он оставить мне на память ребёнка! Я буду растить нашего с ним ребенка, и ничего мне больше не нужно. Замуж не хочу. Не хочу такого брака, как у моих родителей, у родителей Инны, как у Ангелины Сысоевны. Знаю несколько супружеских пар, и нет среди них ни одной, которой я позавидовала бы. Не считать же счастьем мещанское благополучие родителей Дениса или Виктора? Замуж выходить
Профессию выбрала — биологию, но неожиданно сегодняшние задачки мне кажутся интереснее: Туся и Зина, Ирина Петровна, воспитательница и дети. Я хочу решать такие задачки. Я хочу заниматься психологией.
Появляется Римма:
— Пока не приходит в себя. Ей промыли желудочно-кишечный тракт, сейчас работают с кровью. Если бы её отравили таблетками, было бы проще. Кровь очистить сложнее, но будем надеяться на лучшее.
Римма снова уходит, а Инна склоняется к Зине:
— Пожалуйста, доченька, давай помолимся за жизнь твоей сестрёнки. Скажи: «Господи, помоги, спаси Тусю, спаси, пусть она живёт!» Повтори, доченька!
— Я не хочу… Ты меня будешь мало любить, если Туся оживёт.
— Что ты говоришь? Почему ты так говоришь? Я буду любить вас одинаково.
— Я не хочу одинаково. Я хочу, чтобы ты любила только меня, как ты любила меня давно!
Инна молчит. Подбирает растерянные слова.
— Тебе хорошо было в детском доме? — спрашиваю я Зину.
Она поворачивает ко мне сердитое лицо.
— Ты сама знаешь, ты сама видела, там бьют, там всё отнимают те, кто старше.
— Стоп. Значит, ты тоже отнимала у тех, кто был младше?
— Конечно! — смеётся Зина.
— А что ты делала, когда старшие отнимали у тебя?
— Как что? Я же сказала, отнимала у младших.
— А если бы младших и более слабых не было, что бы ты делала?
Зина вытаращивает свои голубые, в самом деле похожие на Иннины, глазки.
— А если бы младших не было, что бы ты делала? — повторяю я свой вопрос.
Зина давно уже слезла с Инниных колен и стоит передо мной. Тощая, всклокоченная.
— Ревела бы!
— А теперь представь себе, ты — Туся, тебя накололи лекарствами, тебе переливают кровь, ты сейчас можешь умереть.
— Как же! Могу! Я стою перед тобой! Вот она я!
— Нет, это не ты, ты лежишь там. Так в жизни и бывает: сегодня плохо ей, завтра тебе. Плохо сейчас тебе!
Зина затопала ногами.
— Не хочу тебя слушать! Не могу умереть! Я вот я! Ты — плохая! Ты хочешь, чтобы я могла умереть.
— Ты хочешь, чтобы Туся умерла, — пожимаю я плечами. — Ты — плохая, недобрая!
Инна — статуя удивления и растерянности. Рот разинут. Она ничего не понимает.
— Вот тебе, вот! — Зина бьёт меня кулачками по коленям.
— Ты что, доченька, ты что? — приходит в себя Инна. — Разве можно бить человека?
— Все всех бьют. Я вся побитая.
— Только плохие бьют.
— Посмотрись в зеркало,
— Я не хочу быть лучше! — кричит Зина и плачет. Она плачет обиженно, захлебываясь, и Инна кричит мне:
— Зачем ты раздражила её? Она плачет!
Я и так вижу, она — плачет, но, словно бес вселился в меня, говорю:
— Тебе больно. И Tyce будет больно, если ты обидишь её. Помолись за её жизнь! Будет хорошо Tyce, будет хорошо тебе. Злых никто не любит. Если мама поймёт, что ты злая, не будет любить.
— Зачем ты так?! — кричит на меня Инна. — Довела до слёз!
— Я тебе помогаю, неужели ты не понимаешь?
Римма несёт Тусю. Туся укутана в одеяло.
— Поехали. Она пришла в себя, но ей нужно спать. Ей обязательно нужно долго спать. Предложили оставить её в реанимации, но мне не понравилась обстановка в больнице: на двадцать детей одна завитая девица с равнодушным взглядом, я под расписку забрала Тусю. Теперь, Инна, вся ответственность ложится на тебя.
Инна берёт Тусю на руки, прижимает к себе.
Я веду за руку Зину:
— Я — твоя тётка. Тебе придётся слушать меня. Я — мамина сестра, слышишь? Меня зовут Поля. Ты постараешься полюбить Тусю, хорошо? Ты сильно постараешься помочь маме заботиться о Tyce, хорошо? Если ты станешь доброй, если не будешь обижать Тусю, у тебя сразу сложится большая семья, и ты уже никогда не будешь одна, и тебя никто не обидит. У тебя есть мама, сестра, тётя — это я, и ещё будет бабушка Маша. Если же ты останешься злая, то у тебя не будет ни сестры, ни тёти, ни бабушки Маши, а мама помучается с тобой, помучается и отдаст тебя обратно в детский дом.
Весь путь по коридорам, по улице к машине я шепчу Зине свои слова.
Этот июньский день никак не кончается. Но, слава богу, уже десять вечера. Если мы уедем сегодня, то уедем в одиннадцать. Поезд, как объяснила Римма, — долгоиграющий. До нашего города — пять часов езды, а он идёт всю ночь, восемь с половиной, специально чтобы люди могли выспаться.
— Тебе выгодно очень любить свою сестру, очень заботиться о ней, она тоже будет заботиться о тебе.
Ужин остыл, но Римма его не греет. Решается вопрос, мы едем сегодня или остаёмся ночевать.
— Врачи сказали, жизнь сейчас вне опасности, только нужно два-три дня отсыпаться — приходить в себя, — повторяет Римма.
Глава седьмая
Встречала нас Леонида.
Коротко стриженная, в мужском костюме, голос — густой, низкий.
— Здравствуй, — улыбается Леонида Инне. Видит, что Туся на её руках спит, и начинает говорить шёпотом: — Мы тебе тут собрали немного, на первый месяц, пока устроишься. — Подхватывает на руки Зину. — Привет, красавица. Теперь у тебя большая семья, в обиду не дадим.