Бунт женщин
Шрифт:
— Что случилось?
— Руслана…
— Что «Руслана»?
— Руслана…
Мы ждём продолжения, но Инна всё повторяет одно и то же слово — «Руслана».
— Она жива? — спрашивает мама.
Проходит много времени прежде, чем Инна связывает слова во фразу: Руслана отказалась с ней встречаться, она Инну не любит, она любит другую, с Инной ей скучно, Инна не её уровня, Инна — примитивная.
Какая разница, бросил её Геннадий или Руслана, борющаяся за права женщин?
— Знаешь
Утро не оказалось мудренее вечера. Утром Инна не захотела идти в свою парикмахерскую. Она лежала лицом к стене и, когда я напомнила ей о времени, сказала:
— Не пойду. Позвони, если хочешь, я не буду больше жить.
Мы с мамой стоим возле широкой тахты, на которой скрючилась худенькая фигурка, и не знаем, что предпринять.
Бежать за Русланой? Зачем? Руслана — человек суровый и бескомпромиссный. И, в самом деле, с Инной ей скучно.
Какие найти слова?
Жить Инне нечем. Она говорила, что ей надоело стричь. Учиться Инна не хочет, читать не любит, театров не понимает. В киношку сбегать… этим не выживет.
Мама выходит из комнаты, я — следом за ней.
— Мне нужно в школу, тебе нужно в библиотеку и готовиться к экзаменам.
— А как же Инна?
— У нас есть время подумать, пока она выспится.
— Она не может уснуть. Я боюсь.
— Тогда давай так. Я позвоню в парикмахерскую, куплю телефонный аппарат и еды, поработаю полдня, а ты пока разбери книги и садись занимайся. Я вернусь, ты съездишь в библиотеку.
Мама ушла, я снова зашла к Инне. Она лежала в той же позе.
Чемодан с книгами тащу в кухню, дверь к Инне не закрываю.
Сосредоточиться не могу, что читаю, не понимаю.
Слышу голос Инны: «Живого… крючьями… больно ему… я убила его». В той страшной ночи, последней ночи перед нашим с Денисом отъездом, я держу на своих коленях её голову, обе руки положила на ходуном ходящую спину, Денис несёт воду. Стучат о чашку зубы, тает в моих руках тело — одна пышная сорочка и позвоночник. «Зачем жить? — голос дрожит фонарным светом. — Не хочу».
У каждого человека есть своё главное. Инна — страстная. Страстно любила Геннадия. Страстно желала ребёнка. Страстно любит Руслану. Одно чувство владеет Инной в эту минуту. Теперь ей любить некого. Что я могу предложить ей: чем Инне жить?
Римма говорила о детских домах…
Вхожу к Инне в комнату, сажусь перед ней — беспомощной, говорю:
— Она плачет, помнишь? У её матери восемь ножевых ран, мать умирает. Помнишь, что Римма сказала? Девочка зовёт маму. У неё нет ни бабушек, ни дедушек. Поедем возьмём девочку.
Инна садится.
Глаза у неё — глаза рыбы на берегу.
— Римма поможет нам, она обо всём договорится.
И Инна встаёт. Я пишу маме записку Мы едем к Инне за её вещами и позвонить Римме.
Римма диктует
А в это время моя мама звонит Ангелине Сысоевне.
Глава пятая
Повиснуть на стуле в чужой квартире, когда вот сейчас, в восемь тридцать утра, мать с отцом встают и звонят Сонюшке, не знающей и не ведающей о том, что Валентина ночует у неё. Но подойти к телефону — остановить разговор родителей с Сонюшкой — сил нет.
Всего полчаса дано ей на решение задачи.
В спасатели она не годится. Она хочет стать химиком, а в свободное время играть в драмстудии…
Климушка был нужен в школе, когда под электрическими разрядами, исходящими от него, она росла и в себе ловила чуткие «точки», подключавшие её к высоковольтной антенне — к электричеству Природы, когда познавала саму себя и в себе находила отзвук сигналов, посылаемых Климушкой.
Но… аттестат об окончании школы — знак нового пути. Климушка, здание школы с запахом пыли — Прошлое.
Перед выпускным балом Сонюшка сказала: «Я приглашу Климушку на белый танец».
Климушка не пошёл танцевать с Сонюшкой, простоял с директором, а на следующий — пригласил Валентину. Поймал в сеть оголённых электрических проводов и — пустил ток.
Она не знает, чего хочет больше: быть химиком или актрисой.
Та минута — проверка: тебя выведи на сцену, играй! Ты можешь заблокировать путь току: не распустить слюни, не потечь патокой по мужскому сильному телу, не размазаться медузой. Можешь упереться ладонями в суматошно стучащую грудь и отодвинуть её, чтобы было много воздуха между телами — между поколениями. Если актриса, играй.
— Я не умею танцевать, — не актрисин, жалкий лепет.
— Умеешь. Ты очень хорошо танцуешь.
— Вот Сонюшка…
— Сонюшка манерна.
— Неправда! Сонюшка естественна, Сонюшка открыта, добра и чувственна.
Сейчас, когда она размазана по стулу в пустой квартире Климушки, Сонюшка мстит ей за выпускной вечер: говорит родителям, что их дочь у неё не ночевала…
Наверное, мама с папой звонят одноклассникам, всем по очереди, по списку, висящему на стене над телефонным аппаратом. Рано или поздно доберутся до Виктора.
Что скажет им Виктор?
Валентина встаёт и идёт к телефону.
Занято.
Набирает снова и снова.
Скорее дойти до дома, чем дозвониться, но она ещё и ещё раз набирает номер — она не готова к встрече с родителями.
Мама сядет очень прямо. Когда ей не по себе, она сразу садится и выпрямляется, и смотрит прямо перед собой.
— Что с тобой случилось? — спросит мама.
А по телефону небрежным тоном можно сказать: «Я жива. Я в порядке. Я ещё девушка. Идите спокойно на работу. Вечером поговорим». И — подпустить усмешку — окраской правды.