Бунт
Шрифт:
— Конечно, — отвечает Джоэль и следует за отцом на адскую кухню.
Они вместе завтракают. И обедают. Смеются, делятся историями и становятся лучшими чудаковатыми друзьями. После обеда я сижу между ними в столовой и яростно набираю смс Роуэн.
Я: Они словно лучшие друзья.
Роу: Разве это плохо?
Я: ТЫ ЭТО СЕЙЧАС СЕРЬЕЗНО?
Роу: Да?
Я:
Роу: Я запуталась.
Я раздраженно вздыхаю и кладу телефон на стол, но папа и Джоэль, похоже, не замечают этого.
— Я сделал ее, когда мне было восемнадцать, — говорит отец, закатывает рукав и показывает Джоэлю кельтскую татуировку.
— Чертяка, — говорит Джоэль, а отец ухмыляется.
Джоэль встает и поднимает футболку, показывая отцу татуировку в виде рукописного текста, растянувшегося по его боку. Там написано «Я — герой этой истории» тонким витиеватым шрифтом. Я никогда не задумывалась, что она означает. Теперь мне интересно, когда он сделал ее, почему сделал и где. Я хочу провести пальцами по буквам и ощутить его кожу, покрытую чернилами.
— Я сделал ее, когда мне был двадцать один год, — говорит Джоэль, давая отцу возможность прочесть слова, прежде чем опустить футболку.
— Симпатичненько, — произносит папа, и я закатываю глаза. — А когда набил гитару? — спрашивает он.
Джоэль изучает татуировку на внутренней стороне предплечья. Татуировка выполнена в цвете сепии, гитарный гриф уходит под разорванную кожу.
— Ее я сделал в девятнадцать.
— Это была твоя первая татуировка?
— Не-а, — отвечает Джоэль, показывая папе крошечную музыкальную нотку между средним и указательным пальцами.
— Сделал ее в пятнадцать. Сам.
— Как? — интересуется отец.
— Бритвой и ручкой.
Папа смеется.
— Спорим, твоя мама была в восторге.
Что-то мелькает в выражении лица Джоэля, что-то, что было слишком быстрым, чтобы заметить. Для других, но не для меня. Но затем он улыбается.
Спорим, его маме было все равно.
— Собираешься завтра к родителям на Пасху? — интересуется папа, и меня тоже интересует этот вопрос. Куда Джоэль ездит на Пасху? Куда он ездит на День Благодарения и Рождество? Я беру остывшую хлебную палочку, оставшуюся после обеда с пиццей на заказ, ожидая его ответ.
Он качает головой.
— Мы не близки. Я, наверное, отправлюсь к своему другу Адаму. В прошлом году я просто заказал китайскую еду и играл в видеоигры. Было довольно круто.
Отец хмурится, отражая мое выражение лица.
— Не хочешь остаться с нами? — спрашивает папа у Джоэля, не удосуживаясь спросить моего согласия.
Джоэль поворачивается ко мне, словно надеется, что у меня есть ответ, и папа добавляет,
— Обычно мы проводим этот день вдвоем с Ди, но мы бы хотели, чтобы ты остался.
— Ага, — произношу я, когда мне кажется, что я слишком долго молчала, — ты должен остаться.
Джоэль мгновение изучает меня, но если он пытается сейчас понять, какие эмоции я испытываю по поводу того, что он проведет с нами Пасху, то уверена: ему
— Я подумаю, — произносит он, а затем благодарит папу за предложение.
Позже, после обеда, отец уходит в продуктовый, чтобы купить ингредиенты для завтрашнего ужина, а Джоэль самостоятельно направляется в коридор с «несоответствующими» фотографиями. Утром папа рассказывал всякие личные истории обо мне, когда я была грудничком, ясельного возраста, обо мне, как о болтливом малыше и болтливом подростке. Сейчас Джоэль изучает фото на стене и спрашивает:
— Это твоя мама?
Он смотрит на снимок, сделанный, когда мне было около трех лет. У меня мелкие шоколадные кудряшки, я сижу у мамы на коленях. Папа стоит позади нас, положив руку на ее плечо, улыбается и выглядит таким же красивым, как и всегда. Но именно мама та, кто ярко сияет в центре фото, с такой же оливковой кожей, как у меня, высокими скулами и мягкими губами.
— Ага, — отвечаю я, а что еще я могу сказать?
— Ты похожа на нее, — говорит он, и я внутренне съеживаюсь.
— Знаю.
— Ты собиралась когда-нибудь рассказать мне о ней? — спрашивает Джоэль, поворачиваясь ко мне.
— А должна?
Это самоуверенный вопрос, но Джоэль все равно отвечает.
— Мне бы этого хотелось…
Он идет следом за мной, когда я направляюсь в гостиную. Я плюхаюсь на диван, а Джоэль садится рядом со мной.
— Я рассказал тебе о своей маме, — произносит он, и я знаю, что это так. Знаю, что должна открыться ему, как он открылся мне. И дело не в том, что я не могу. Просто я не хочу этого делать. Я не планировала, что он появится у меня дома, или станет лучшими друзьями с моим отцом, или что его пригласят на Пасхальный ужин. Я не планировала, не хотела и не просила его быть здесь.
— Моя не достойна, чтобы о ней говорили, — отвечаю я.
— Значит, она жива…
— К сожалению.
Чувство вины поражает меня, как только я это произношу. В действительности я не желаю ей смерти, но я привыкла игнорировать стыд, который испытываю каждый раз, когда желаю ей этого. Это всегда было проще, чем скучать по ней.
Когда Джоэль вновь начинает говорить, я перебиваю его.
— Джоэль, послушай. Ты увидел мой дом. Спал в моей постели. Познакомился с моим отцом. Разве этого недостаточно на данный момент?
Понимаю, что он хочет узнать меня поближе. Понимаю, что то, что между происходит — гораздо больше, чем просто секс. Но я же не просила Джоэля приезжать сюда, и с его стороны несправедливо ожидать от меня, что я обнажу перед ним душу лишь потому, что он посреди ночи появился у окна моей спальни.
Он какое-то время изучает мое лицо, а затем вздыхает и откидывается на спинку дивана, притягивая меня к себе.
— Мне нравится твой папа, — спустя какое-то время произносит Джоэль, и мне хочется поцеловать его за смену темы.