Буря столетия
Шрифт:
В это же время на мысе волны налетают и откатываются на упавший маяк. Налетающая волна выбрасывает что-то у самого разбитого круглого окна аппаратной.
Это – измочаленное волнами тело Джорджа Кирби. С нарастающим ревом следующая волна накрывает берег и уносит тело обратно в море.
В деловой части города все так же воет вьюга, и теперь дома засыпаны почти до половины высоты витрин.
В аптеке все витрины разбиты, дыры забиты сугробами,
В скобяной лавке, как и в аптеке, пролеты забиты снегом. Возле кассы выставка газонокосилок, по самые бензобаки заваленных снегом. Плакат перед ними еле различим: «РАСПРОДАЖА КОСИЛОК! ЗАПАСАЙСЯ НА ЛЕТО ЗИМОЙ!»
Женская парикмахерская. Тоже полна снега. Стоят фены для волос, как замерзшие марсиане. Поперек зеркала надпись:
ДАЙТЕ МНЕ ТО, ЧТО Я ХОЧУ, И Я УЙДУ.
Здание мэрии еле видно – не только из-за вьюги, но и потому, что наступает вечер.
Внутри в «детском саду» дети сидят в кружок и слушают, как Кэт Уизерс читает им книжку под названием «Маленький щенок» (которую когда-то так любил Дэнни Торранс).
– И тогда маленький щенок сказал: «Я знаю, где должен быть мой мяч. Этот плохой мальчик забрал его и положил в карман, но я его найду, потому что мой нос…»
– У чайника ручка… – поет Салли Годсо.
– Салли, милая, сейчас не надо петь. Мы читаем.
Кэт слегка передернуло, хотя она не помнит точно, почему эта бессмысленная песенка ей так неприятна. Салли все равно не обращает внимания и поет. Песенку подхватывает Ральфи, присоединяется Хейди, потом Бастер и Пиппа, Фрэнк Брайт и Гарри Робишо. И поют уже все, даже Дон Билз.
– …у чайника носик…
Они встают, показывают ручки и носики при должных словах. Кэт смотрит с растущим беспокойством, к ней подходят Джоанна Стенхоуп, Молли и Мелинда Хэтчер.
– Что с ними? – спрашивает Мелинда.
– Не знаю… – отвечает Кэт. – Наверное, они просто хотят петь.
– …За ручку возьми и поставь на подносик, В чашку налей и подсунь нам под носик, У чайника ручка, у чайника носик… – поют дети. Молли это не нравится. Рядом с ней висит полка с книгами, и там лежит замшевый мешочек с теми самыми шариками. Молли кидает на него взгляд и тихо идет вверх по лестнице.
На передней скамье зала сидит Энджи Карвер. Ее завернули в теплый меховой халат, на мокрых волосах у нее полотенце. Джек сидит рядом с ней и поит ее дымящимся бульоном. Сама она не может, потому что у нее руки сильно трясутся.
На краю помоста лицом к ней сидит Майк Андерсон. За ними на других скамьях (и тоже на краях сидений, как мы видим) сидят другие беженцы от бури. Хэтч пробирается между ними вперед и садится рядом с Майком. Вид у него страшно вымотанный.
– Увести их отсюда? – спрашивает Хэтч, глядя на зрителей.
– Ты думаешь,
Он прав, и Хэтч это знает.
Входит Молли, пробираясь меж людей, подходит к Майку и садится рядом с ним на помост, пытаясь сказать что-то не для посторонних ушей, которых здесь достаточно.
– Дети странно себя ведут, – говорит она тихо.
– В каком смысле? – так же тихо спрашивает Майк.
– Поют. Кэт читала им книжку, а они встали и запели. – Она видит недоумение Майка. – Я понимаю, что это неубедительно…
– Если ты говоришь «странно», значит, странно. Я приду и посмотрю, как только здесь закончу.
Он кидает взгляд на Анджелу. Она говорит – но не Джеку, не Майку, никому в отдельности.
– Теперь я знаю, как легко быть… выдернутой из мира. Я хотела бы не знать, но я знаю.
Джек снова протягивает Энджи ее чашку, но у нее так трясутся руки, что она проливает бульон и вскрикивает, обварившись. Молли садится рядом с ней, достает платок и вытирает горячую жидкость с ее пальцев. Энджи благодарно на нее смотрит, берет за руку и крепко стискивает. Ей нужно было сочувствие, а не вытирание.
– Я просто стояла и смотрела на маяк. И тут… он меня захватил.
– Т-шш, – говорит Молли. – Это все позади.
– Кажется, я теперь никогда не согреюсь. Я обожгла пальцы, видишь? Но они все равно замерзшие. Будто он превратил меня в снег.
– Майк должен будет у тебя кое-что спросить, но лучше не здесь – не хочешь куда-нибудь, где людей поменьше? Так, наверное, будет лучше…
Молли вопросительно глядит на Майка, и Майк кивает. Энджи с усилием берет себя в руки.
– Нет… это для всех. Все должны услышать.
– Что случилось с вами, Энджи Карвер? – спрашивает преподобный Боб Риггинс.
В течение последующих событий камера все ближе придвигается к Энджи, но в перебивках показывает нам как можно больше лиц островитян. На каждом виден ужас, страх и возрастающая вера в ее слова, как бы странны они ни были. В медвежьих углах не живут атеисты, и вряд ли есть неверующие тогда, когда ревет и бесится на улице Буря Века, угрожая снести дом до основания. Это ведь тоже квазирелигиозный опыт, и к концу мы видим на всех лицах затвердевшую мысль, не нуждающуюся в словесном выражении: когда Линож появится, они ему это отдадут. «С дорогой душой», как сказали бы сами островитяне.
Анджела рассказывает:
– Мы смотрели, как падает маяк, и тут я полетела назад, в снег. Сначала я думала, что кто-то пошутил по-дурацки, но я повернулась и вижу… который меня держал – это был не человек. Он был одет, как человек, и лицо у него было, как у человека, но там, где глаза – там было только черное. Черное, и дергалось что-то красное, как огненные змеи. А оно мне улыбнулось, и я увидела эти зубы… и потеряла сознание. Впервые в жизни.
Анджела пьет из чашки, и в зале тишина – муха пролетит. Молли и Джек обнимают Анджелу за плечи. Анджела все еще стискивает руку Молли.