Буря Жнеца
Шрифт:
– Это не твое дело. – Слова были произнесены более резким тоном, чем обычно; она увидела, что мужчина скривил губы.
– У вас ручное насекомое? – спросила Низаль и удивилась румянцу, вспыхнувшему на щеках Кароса.
– Не совсем. Я сказал: не твое дело!
– Вы получаете признание и от него? Придется обезглавить два раза. Очень маленьким лезвием.
– Тебе смешно, женщина? Сядь.
Она подала плечами и села. Поглядела на пустой лист, протянула руку к кисти. Рука тряслась. – И в чем я должна признаться?
– Подробности
Она обмакнула кисть и начала писать.
– Рад, что вы так хорошо меня поняли, – сказал Карос Инвиктад.
– Я забочусь не о себе, – ответила она, закончив признание и подписываясь; росчерк носил следы сильного дрожания руки. – Все ради Рулада.
– Он дарил вам лишь яд, Низаль.
– И все же, – сказала она, прижимаясь спиной к спинке стула, – я не о себе забочусь.
– Ваше сочувствие восхищает…
– Оно распространяется и на вас, Карос Инвиктад.
Он протянул руку, схватил лист, помахал в воздухе, чтобы высушить чернила. – Меня? Женщина, ты оскорбляешь меня…
– Не намеренно. Но когда Император узнает, как вы казнили женщину, понесшую ему наследника…ну, будь вы глава Патриотов или кто…
Признание выпало из пальцев. Жезл прекратил навязчивое движение. Послышался хрип: – Лжешь. Легко проверить…
– Действительно. Позовите целителя. У вас должен быть хотя бы один на дежурстве – вдруг палачу осколок кости в глаз воткнется… или, скорее, у него мочевой пузырь лопнет. При такой занятости…
– Когда мы выявим твое притворство, Низаль, всякие разговоры о милосердии прекратятся. Невзирая на признание. – Он склонился, поднимая пергамент. И оскалился: – Слишком много чернил. Все расплылось, не читаемо.
– Я привыкла использовать стило и восковые таблички.
Он шлепнул лист на стол перед ее носом, перевернув. – Снова. Я буду через миг. С целителем.
Она услышала, как дверь открылась и закрылась за спиной. Записала признание еще раз, положила кисть, встала. Склонилась над коробкой и двухголовым жуком. «Ты ходишь по кругу, по кругу. Тебе знакомо отвращение? Отчаяние?»
Внизу раздался грохот. Голоса. Что-то упало на пол.
Дверь сзади распахнулась.
Она повернула голову.
Карос Инвиктад шагал прямо к ней.
Она увидела, как он поворачивает нижнюю часть жезла, увидела выползающий из него узкий клинок.
Тогда Низаль подняла глаза, встречая его взор.
И не увидела в глазах мужчины ничего человеческого.
Он вонзил лезвие в грудь, прямо в сердце. Повернул дважды. Она осела, упала, уронив ногами стул.
Она видела, как пол летит навстречу… услышала, как трещит лоб, почувствовала смутное жжение… и сомкнулась тьма. «Ох, Тиссин…»
Брутен
Глава Патриотов пятился от скорченного на полу тела Низали – в руке жезл, снизу торчит алое лезвие. – Ее признания потребовали…
Тисте Эдур подошел к столу, пнув ногой валявшееся на боку кресло. Поднял лист пергамента, прищурился, разбирая летерийские слова. Одна строчка. Заявление. Действительно признание. На миг ему показалось, что сердце останавливается.
Воины Тисте столпились в коридоре. Не оборачиваясь, Трана произнес: – К’ар Пенет, подбери тело Первой Наложницы…
– Что за бесчинство! – прошипел Карос. – Не трогайте ее!
Зарычав, Брутен Трана шагнул к нему и хлестнул по лицу тылом левой ладони.
Брызнула кровь; Карос Инвиктад пошатнулся, отбросив жезл, ударился плечом о стену – снова полилась кровь из носа и рта… он уставился на красные руки, и в глазах блеснул ужас.
Из коридора какой-то воин произнес по-эдурски: – Командир, второй женщине отрубили голову.
Брутен Трана осторожно скатал пергамент и спрятал под кольчугу. Затем нагнулся, подняв Кароса на ноги.
Взмахнул кулаком еще и еще раз. Струйки крови, сломанные зубы, брызги красной слюны.
Снова. Снова.
Завоняло мочой.
Брутен Трана натянул шелковый воротник, свисавший с обвисшей шеи, и затряс летерийца – голова моталась из стороны в сторону. Он тряс и тряс…
… пока чья-то рука не опустилась на запястье.
Брутен Трана поднял голову, увидев сквозь красную дымку спокойное лицо Пенета.
– Командир, если вы продолжите трясти этого бесчувственного человека, можете сломать ему шею.
– И что, ведун?
– Первая Наложница мертва. Убита его рукой. Вам ли осуществлять возмездие?
– Возьми тебя Дочери! – прорычал Трана, уронив Кароса на пол. – Заберите оба тела.
– Командир, канцлер…
– Не обращай внимания, К’ар Пенет. Хорошенько заверните тела. Возвращаемся в Вечную Резиденцию.
– Как насчет мертвых летерийцев внизу?
– Его стражи? Что тебе до них? Ведун, они дерзнули заступить нам путь.
– Как скажете. Но их целитель погиб, и некоторые истекут кровью, если вы не…
– Не твое дело.
Пенет поклонился: – Как прикажете, командир.
Полумертвый от ужаса Танал Ятванар подошел ко входу в штаб. Она пропала. Пропала из того места, самого надежного места – оковы расстегнуты, железо согнуто и покорежено, цепь распалась, словно сырая глина.
«Карос Инвиктад, это твоих рук дело. Опять. Еще одно предупреждение – «делай что приказано». Ты знаешь все, ты видишь все. Для тебя всё – игры, ты уверен, что вечно будешь победителем. Но она не была игрушкой. Для меня – не была, ублюдок. Я любил ее. Где она? Что ты сотворил с ней?»