Буря
Шрифт:
— Им нужно заплатить.
— Их нужно разодрать в клочья, потому они не отличают гончарную мастерскую от кузнечной. Мужчина нахмурился, словно старик, давно отживший свой век, и опустил напряженные плечи. Нужно время.
— Время?
— Да.
— Но у нас нет времени, процедила ледяным голосом женщина и обернулась. Чем дольше мы топчемся на месте, тем сильнее становится мальчишка и его армия еретиков.
— Речные шуты просто щит.
— А кто наш щит?
— Летающие оборванцы, взмахнув рукой, отрезал Алман, ты ведь не думала, что я собираюсь вечно набивать их желудки. Пусть думают,
— Что значит нет смысла? Ты отказываешься от своих намерений?
— Я просто считаю, что нам нужно рассмотреть все варианты. Война это дорого. Я не хочу тратить деньги на вооружение армии, в которой, быть может, нет смысла.
— Но Вольфман готовится к битве. Он даже заключили союз с Эриданом.
— В отличие от Вольфи и его бесхребетной мамаши я не страдаю слабоумием. Я бы ни за что не согласился смешать кровь первых людей с кровью дикарей Эридана.
— Милена потакает сыну.
— Они очернили наш род, плюнули в лицо моему отцу. Я убил Вигмана, потому что он опозорил нашу семью, наш дом и наследие. Мое наследие. А теперь его отпрыск, на последнем издыхании, решает обрюхатить речную нимфу?
— Им кажется, что Атолл Полуночный сумеет помочь.
— Это ничтожество не спас даже собственного сына.
— Да. Смерть Фьорда Полуночного полная нелепица, Офелия дотронулась рукой до холодной каменной стены и прокатилась пальцами по широким стыкам, как хорошо, что Морейн отошла в иной мир. Я бы не перенесла смерть сына.
— Тебе это не грозит.
Женщина перевела острый взгляд на мужа, и тень от огненных языков отразилась на ее лице. Она почувствовала, как грудная клетка надрывно сжалась, а Алман ухмыльнулся.
Словно от пощечины Офелия отвернулась и обессилено сжала в кулаки пальцы. Она ненавидела, когда муж пользовался ее уязвимостью, ее неисправностью и разрывал давно зажитые раны. Казалось, она вновь лежит на окровавленной постели и прижимает к груди синего младенца. Казалось, она вновь ждет его крик, его вопли, пусть душераздирающие, пусть невыносимые, но слышит лишь звенящую тишину.
Офелия расправила плечи, подняла горящую свечу и направилась к выходу. Алману хотелось остановить жену, он даже вытянул руку и приоткрыл рот. Но потом он замолк и поник, седина блеснула на его висках, а лицо помрачнело, состарившись на десятки лет.
Женщина же быстрым шагом направилась в свои покои. Если на пути ей попадались слуги, они отпрыгивали в стороны, словно перед тайфуном, они извинялись и кланялись, а миледи Уинифред не обращала на них внимания. Бесчувственная и мертвая, холодная, как и камень, из которого построили великий замок Станхенга. Все видели ее именно такой, и никто не подозревал, что в часы кромешной темноты она не смыкает глаз и мечтает о том, как синий труп в ее руках наконец-то взрывается неистовыми рыданиями.
Офелия прошла в покои, остановилась перед зеркалом и невольно поднесла к стеклу танцующий, огненный фитиль. Рыжеватое пламя осветило ее бледное лицо. Женщина так пристально глядела в свои серые глаза, что невольно застыла, завороженная блеском в их угольных зрачках. Она подошла ближе, еще ближе, а затем вдруг поняла, что голубизна в ее радужке отливает огнем. Совсем
Внезапно легкая улыбка коснулась ее губ. Она становился все шире и шире, и вскоре лицо Офелии Барлотомей озарил звериный оскал, жестокий и кровожадный, она, наконец, отняла руку от огня, и кровь мгновенно запеклась.
Женщина коснулась пальцами яремной впадины, ребер и остановилась на животе. Ее длинные пальцы прижались к талии, и неожиданно Офелия едва слышно прошептала:
— Уже скоро.
И затем свеча, яростно вспыхнув, потухла.
ВОЛЬФМАН
В полдень к Вольфману явился Хьюго Кнут, он попросил аудиенции и прискорбным голосом заявил, что третья часть Дамнума перешла на сторону Алмана Многолетнего, уже выкинув из мыслей скорбь об ушедшем вожаке клана Утренней Зари Эстофе. Вольные и своенравные люди клана Черных Крыс Нирианы приклонили колено и поклялись служить его величеству до конца своей жизни. О клане Ночных Сов Кигана вестей не было.
В течение недели Вольфман наблюдал за тем, как отряды Каменных Сердец обучают добровольцев Эридана держать меч и обороняться, однако, к огромному сожалению, люди Дор-Валхерена родились рыбаками, а не воинами. Они готовы были ринуться в бой. И они прекрасно понимали, что им не выстоять в схватке с армией гордого короля Алмана.
Болезнь преобладала, после долгой ночи руки и ноги отекали и не двигались, юноша пытался не обращать на это внимания, но каждый день просыпался в диком ужасе, словно он умер. О близких отношениях с женой не шло и речи. Едва девушка оказывалась рядом, в груди Вольфмана взрывался пожар, и он заходился кашлем, а то и лихорадкой. Девушка его не упрекала, но и не жаловалась, что их супружеские отношения не заходили дальше дружеских прикосновений. Будучи совершенно молодым и неопытным, Вольфман не знал, как побороть свои страхи, и тем самым породил сплетни о своей никчемности как любовника по всему замку. Эти сплетни злили его, но он сдерживал эмоции. Как бы то ни было, союз Эридана и Вудстоуна состоялся. Минул целый век, и вот, благодаря больному, юному королю Вольфману, народы самых больших государств объединились. Если отец и любил его когда-то, этот поступок непременно породил бы в его сердце еще и уважение.
Вольфман задумчиво расчесывал иссиня-черную гриву лошади. Вигман Барлотомей всегда говорил, что ничто так не спасает во время воины, как острый меч и верный конь.
— Вы хорошо сидите в седле? Неожиданно спросил женский голос, и юноша нервно обернулся. Он не привык, чтобы кто-то подкрадывался к нему со спины. Но как только он увидел гостью, раздражение сменилось радостью.
— Эльба! Молодой король улыбнулся. Ты покинула замок?
— Я исследовала все потайные проходы, библиотеки и трапезные. Теперь мне нужно спуститься к народу и посмотреть, как живут в знаменитом Станхенге обычные люди.