Буйный Терек. Книга 2
Шрифт:
Моски поклонился и с сильным итальянским акцентом произнес:
— Почтеннейшие, прелестные дамы и уважаемые кавалеры и господа! Сейчас перед вами будет представлена небольшая сценка из французского водевиля «Король Георг сошел с ума», с успехом идущая на сценах Парижа, Рима и других европейских столиц. Участвующая в представлении мадемуазель Лючия споет и станцует фанданго в конце отрывка. Прошу прекрасных дам и любезных кавалеров доброжелательно встретить и оценить талант молодой актрисы.
В зале зааплодировали. Итальянец еще раз отвесил церемонный поклон в стиле восемнадцатого
Длинные усы в струнку, короткая четырехугольная бородка над обязательным пуританским воротником придавали «Георгу» комический вид, а его стремительная, чуть подпрыгивающая походка вызывала улыбку.
Король, озираясь, искал кого-то, не найдя, бросился к окну, заглядывая через него вниз, затем отскочил и, тяжело вздыхая, забегал по сцене.
— Где, где же ты, неуловимая леди Джой! О-о, я найду тебя, я укрощу твою гордость, ты будешь моею… — он остановился, тупо глядя в зал, — моей (король подбирал слова, нетерпеливо пристукивая ногой) женой… Нет, нет! Любовницей… О да, но скорее нет!! — Подыскивая слово, он подскакивал на месте, смешно корча разные мины, бормотал что-то и вдруг, найдя нужное, заревел: — На-лож-ни-цей!!! — И, приплясывая от радости, забегал по сцене.
Это было и смешно, и неожиданно, и глупо. А все вместе вызвало единодушный смех зрителей.
«Король Георг» (тот самый актер, который только что изображал благородного графа, сына тосканского герцога), беснующийся властелин Англии, выделывал несусветные клоунады и фортеля на сцене, потешая хохотавшую публику.
Вдруг дверь распахнулась, и медленно и величаво вошла леди Джой. Небольсин сразу узнал ее, это была молоденькая гречанка, которая вчера вечером приходила к нему вместе с синьором Моски.
Водевильный Георг пытался соблазнить несговорчивую леди Вулворт, предлагая ей блага мира, вплоть до бриллиантов английского королевского дома, — все напрасно, и обозленный король вдруг завопил фальцетом:
— У тебя, блудница, кто-то есть!..
— Да, ваше величество, я люблю другого.
— Кого?.. Говори, я, твой король, приказываю это!
— Он король моего сердца, — с достоинством ответила леди, отступая на шаг.
«Георг» подпрыгнул и ринулся к ней, в этот момент один из его усов развился, свис, корона соскочила с головы и со звоном покатилась по сцене.
«Георг», пытавшийся
— Корона мне дороже всех баб Англии и континента! — закричал он, кидаясь за позолоченной тиарой и одновременно, незаметно для зрителей, подталкивая ее носком башмака. Корона со звоном катилась по полу, король паясничал, гоняясь за ней и не в силах догнать, а леди Вулворт, воспользовавшись случаем, убежала со сцены.
Зрители смеялись, даже заглядывавшие в окна солдаты, бабы и кучера повизгивали от сдавленного смеха.
— Безобразие… Выставлять на смех коронованную особу! — брезгливо проворчал Чегодаев. — Я б запретил подобную французскую мерзость…
Небольсин иронически глянул на него.
— Успокойтесь, ваше превосходительство, ведь это ж не обожаемый нами Николай Павлович, а водевильный король не особенно любимой вами Англии, — довольно громко сказала Евдоксия Павловна.
— Бенкендорф и его порядки пока еще не утвердились на Кавказе, — заметил Небольсин.
— И слава богу, — коротко, все еще глядя на сцену, молвил Стенбок.
Занавес медленно пополз в стороны. Посреди сцены стоял довольный, улыбающийся «Георг», а рядом с ним актриса, игравшая леди Джой Вулворт.
Солдаты вновь зажгли свечи. «Леди Вулворт» раскланивалась с публикой. Взгляд ее оживился, она чуть заметно кивнула Небольсину, также ответившему ей почти незаметным поклоном.
— Вы знакомы с этой актеркой? — спросила Евдоксия Павловна.
— Да, она вчера была у меня вместе с синьором Моски.
— Она цыганка? — небрежно осведомилась Чегодаева.
— Нет, гречанка, и довольно сносно говорит по-русски.
— Совсем как у Пушкина: «Гляжу как безумный на черную шаль», — улыбаясь, вполголоса продекламировала Евдоксия Павловна. — И у Байрона… — продолжала она. — Ведь мы недаром прозвали вас там, в Петербурге, северным Чайльд-Гарольдом…
— Меня? — удивился Небольсин. — Когда же?
— Когда вы раненым вернулись с Кавказа, когда равнодушно появлялись на балах, безразлично принимая восторги и шепот светских дам… Георгий в петличке, гордое одиночество и, наконец, романтическая к женщине любовь с ее трагическим концом… Господи, да кто же из столичных красавиц устоит перед такой замечательной личностью! Но уж затем, когда вы дрались на дуэли с Голицыным и отомстили ему, ни одна, решительно ни одна из светских дам не осталась равнодушной к вашей особе…
— И вы тоже, Евдоксия Павловна? — засмеялся Стенбок.
— О присутствующих не говорят… Все это для меня новость, — озадаченно сказал Небольсин. — Да откуда же, откуда все эти дамы так подробно знали обо мне?
— Во-первых, Байрон, Чайльд-Гарольд… и Пушкин подготовили нас к этому — и вдруг… уже не книжный, литературный герой, а живой, молодой…
— Интересный, — вставил Стенбок.
— Да, интересный офицер с Кавказа, и он, оказывается, самый настоящий байронист… Ну как тут не потерять голову бедным петербургским женщинам?! А во-вторых, вы забыли о своих кузинах. Надин и Ольга, они и при вас и после вашего отъезда рассказывали в салонах влюбленным в вас дамам подробности…