Бык в западне
Шрифт:
— В квартире на секретере лежит толстая черная книга, Григорий Павлович. Называется «Библейская энциклопедия». Между страницами пятьсот восемьдесят два и пятьсот восемьдесят три, там, где напечатана статья «Прорицатели», лежит все, что вас интересует.
Трубку повесили
«Прорицатели»… Какие, к черту, прорицатели?!
Второй подъезд дома на Орджоникидзе… Дом — другое дело. Дом на Орджоникидзе Чирик знал.
Значит, так, прикинул он. В три часа дня я буду у подъезда. Ну, потолкаюсь там, покурю в сторонке под аркой. Присмотрюсь, что к чему. Заодно изучу пути отхода. А примерно в три тридцать,
Драться, что ли, начнут? — недоуменно подумал Чирик. И решил — наверное. Там ведь одно дурачье. С них станется.
Код подъезда два-три-восемь. Пятый этаж. Лифт не вызывать. Да я бы и не стал вызывать. Тише ходишь, дальше будешь. Ключ в кармане. Ключ Чирик получил еще в Москве. Ну, а в квартире, значит, окажется человек. И человек этот, понятно, не должен меня запомнить.
Чирик проверил деньги в карманах и паспорт на имя Григория Павловича Сковородина. Его затрясло.Когда окажусь в Москве, злобно решил он, когда у меня появится новый паспорт, этот я немедленно выброшу.Порву на клочки и выброшу. Или нет. Сожгу для уверенности.
Чирику сразу, еще в Москве, не понравилось сочетание имени и фамилии. Сковородин. Григорий Павлович. Гришка, значит…
Ну нет. Гришкой я жить не стану. Не пробуду я долго Гришкой. И сумку, с которой прилетел, мне теперь брать с собой незачем. Завтра куплю другую. В Екатеринбурге. Если доберусь. Ничто больше не будет мне напоминать о том страшном человеке.
Единственное, что Чирик извлек из сумки и сунул в карман — это короткий крупповский нож. Собственно, он мог и лож не брать, в обжитой квартире всегда что-нибудь такое попадет под руку, но хорошую вещь жалко.
До площади Ленина Чирик доехал в троллейбусе.
Собственно, доехал он не до площади, а до «гнутого» гастронома. Дальше транспорт не ходил, весь проспект перекрыла милиция. За фуражками с красными околышами волновалось и гудело необозримое серое человеческое море — растревоженное, мощное, со своими шумными отливами и приливами, придыханиями и ропотом.
Это хорошо, подумал Чирик. Пусть шумят. Чем больше шуму, тем легче будет уйти. В три сорок, закончив дело, я поймаю частника где-нибудь на углу улиц Мичурина и Орджоникидзе, и спокойненько уеду в Толмачево. Кому какое дело до частника, везущего пассажира в аэропорт? Не знаю, на какой рейс взят билет, но мне лучше убраться из Новосибирска прямо сегодня. Кстати, с любым частником запросто можно договориться, подумал Чирик, чтобы махнуть, скажем, в Кемерово. Или в Томск. Или в Барнаул. Или в Новокузнецк. Или в Бийск. Или в какой другой город. Но лучше сразу улететь из Сибири.
Неторопливо обойдя оперный театр с тыльной его стороны, Чирик вышел на угол улиц Мичурина и Орджоникидзе. В запасе у него оставалось минут пятнадцать. Он нисколько не торопился. Совершенно спокойно, совсем как свой, он прошелся по глухому двору, ограниченному с одной стороны неприветливыми металлическими мусорными баками, а с другой — мрачной кирпичной стеной Архитектурного института, и ему очень не понравилось то, что в арке, ведущей со двора на улицу, густо стоят менты. Впрочем, иначе и быть не могло
Чирик закурил и взглянул на часы. Без пяти три.
Чирик курил и думал о том, что первое, что следовало
Как всякая невыполнимая мысль, эта мысль сильно раздражила Чирика. Он разозлился. Он напряженно прислушивался. Он ждал, что вот-вот на площади начнется необыкновенный и жуткий ор, шум, визг, вопли, но почему-то на площади ничего такого не происходило. Только непрестанно орали в мегафон один за другим неутомимые ораторы, но ничего такого не происходило.
И не произошло. Ни в три. Ни в три десять.
Нет никакого шума, взглянув на часы, неприятно удивился Чирик. Нет никакого шума. Чего-то там недодумали. Что же делать? Может, можно уйти, раз нет никакого шума?
Но уйти Чирик не мог. Во-первых, у него не было билета. Этот билет и, возможно, новые документы лежали в известной ему квартире на пятом этаже. Во-вторых, он не мог просто так уйти, ничего не сделав для того страшного человека. Что-то подсказывало ему, что он не может просто так уйти. Если он уйдет просто так,страшный человек из Москвы, несомненно, займется им вновь. И займется всерьез. К тому же у страшного человека все, наверное, заранее продумано. На все случаи жизни. И у него, наверное, есть возможности не выпустить Чирика из Новосибирска.
В три пятнадцать Чирик решился. Он открыл дверь и вошел в пустой подъезд. Пахло кошками. Было тихо.
Судя по светящемуся глазку, лифт работал, но Чирик, как и было ему подсказано, не стал вызывать лифт. Не торопясь, стараясь не сбить дыхание, он пешком поднялся на пятый этаж.
У двери нужной квартиры Чирик минуту постоял молча, неподвижно, ни разу не шелохнувшись. Он внимательно, очень внимательно, как лесной, опасающийся хищников зверь, прислушался к дневной гнетущей тишине подъезда. Потом выбросил погасшую сигарету,облизал почему-то вдруг пересохшие губы и осторожно вставил ключ в с к зажину.
Дверь открылась
Впереди из проема так же бесшумно распахнувшейся навстречу двери на Чирика настороженно глянул плечистый бородатый человек, в самом обыкновенном джинсовом костюме и с нехорошей кривоватой улыбкой на узких сухих губах.
Чемпион по убийствам, ухмыльнулся Чирик. Он сразу понял, что видит собственное изображение в зеркале стоявшего в конце коридора трюмо. И бесшумно закрыл за собой дверь.
Но его услышали.
— Какого черта? — услышал он из комнаты раздраженный женский голос. — Как это понимать?
Баба!..
Чирик мгновенно понял, что обращаются к нему. То есть к человеку, которого здесь ждали. А ждать здесь,кажется, могли только его.
«В квартире будет находиться человек, — вспомнил он. — Этот человек знает, что к нему придут, но все равно ведите себя как можно осторожнее…»
Вот он и пришел.
«Человек, который окажется в квартире, — это единственный человек, который в будущем… Ну, вы, наверное, помните, что вам говорили в Москве?..»
Чирик помнил. Хорошо помнил. И понимал. Чего тут, собственно, не понимать? Человек в квартире — это единственный человек, который может опознать Чирика в будущем. Ждали, может, кого-то, а пришел я, ухмыльнулся Чирик. Значит, в некотором смысле неизвестная баба из комнаты действительно обращалась сейчас к нему.