Были деревья, вещие братья

Траат Матс

— Вот приедет возница, и двинемся дальше,— сообщил он.— А пока посидите тут.

Хинд сел на бревно. Полуденное солнце

светило из-за крыши господского дома и пригревало спину. Он достал из котомки узелок, в котором была миска мятой картошки, и протянул ее, насколько позволяла цепь, Яаку, ведь у того с позавчерашнего утра, с самого суда, и росинки маковой во рту не было.

Так они снова оказались вместе, ели из одной миски, как когда-то ранней весной в мызном лесу. Но тень лошади уже не лежала между ними, как не лежала она между ними и тогда. В то время хозяин не устремлялся мечтами в теплые края, где яйца пекутся прямо в песке; теперь обоим грозили холодные края, где такой

сильный мороз, что ворона замерзает на лету и где даже в трех шубах не спастись от холода.

И тут Яак сказал своему бывшему хозяину:

— Я не поджигал ригу, я не знаю, кто это сделал.

Хинд не проронил ни слова в ответ.

Чем дальше отходил дом, тем тише он становился.

Все, что ждало его впереди, нужно было молча, про себя, перетерпеть, чтобы перегореть, подобно еловым поленьям в отцовской угольнице под землей и дерном, в блестящий древесный уголь, но эту мысль он не хотел додумывать до конца, потому что тогда ему пришлось бы вспомнить и то, что напоследок отец отвернулся от него в своей избе Мана, предоставив его самому себе, и замолчал.