Были два друга
Шрифт:
– Так, - в раздумье проговорил Брусков.
– Ну, а потом?
– Она вышла замуж за другого.
– Кто был ее муж?
– Кажется, инженер-строитель.
– Где он сейчас?
– Этого я не знаю.
Помолчали. Николай давно замечал, что Брусков влюблен в Дашу, но пока безуспешно. Где-то в тайниках души жило чувство, похожее на ревность.
– Николай, мы с тобой всегда были откровенными,- начал Брусков, заметно волнуясь.
– Понимаешь, я полюбил эту женщину. Писал ей глупейшие
– Многого я тебе о ней не расскажу. Мы дружили. Я собирался жениться на ней. Уехал учиться. Она вышла замуж, и я потерял ее из виду.
– Значит, ты любил ее?
– спросил Брусков.
– Любил.
– А сейчас?
– Сейчас?
– Николай пожал плечами.
– После всего того, что я перенес, трудно говорить о любви.
Из дома вышла Надя.
– Вот где собрались наши холостяки!
– В порядочном обществе мы люди неполноценные, - ответил Николай.
– Зачем вы так?
– Надя взяла его за локоть, припала головой к плечу. Николай пожал ей руку. Надя тотчас отстранилась от него.
– Вы родились под счастливой звездой. Ваш муж - изобретатель, а теперь еще и автор книги, - сказал Николай.
– Не в этом счастье, - с грустью ответила Надя.- У меня предчувствие чего-то дурного. Надо радоваться, а радости-то и нет, одни тревоги.
– Вы не верите в талант мужа?
– спросил Брусков.
– Не знаю. Пойдемте в комнату. Таисия Львовна обиделась, что сбежали кавалеры.
– Ну, тогда пора домой, - заявил Брусков.
– Мы вас не пустим, - Надя взяла его за руку. Как она ни упрашивала, Брусков простился и торопливо ушел.
Василий, увидев жену, входящую под руку с Николаем, нахмурился. Его встревожило сияющее лицо Нади, возбужденный блеск глаз. В душе проснулась ревность. Гости заметили перемену в лице Василия. Геннадий Трофимович лукаво подмигнул жене.
– Эх, завидую холостякам, - весело сказал он. Таисия Львовна погрозила ему пальцем. Геннадий
Трофимович поцеловал ее руку.
Вскоре Ломакины простились и ушли. За ними стали прощаться Пышкины и другие. Василий и Надя пошли проводить гостей. Николай подсел к Ивану Даниловичу, которому тоже было невесело весь вечер. Старик был рад, что гости, наконец, разошлись. Налил в стопки водку.
– Книги пишут, людей поучают, а у самих за душой ни гроша, - ворчал старик.
– Вы о чем, Иван Данилович?
– Выпьем, сынок.
– У вас Василий вон какой орел!
– Нет, такой высоко не поднимется.
– Иван Данилович салфеткой вытер усы.
– Вы как будто не рады, что Василий делает такие успехи.
Николай начал хвалить друга, но старик не хотел слушать его.
Предчувствие не обмануло Надю. Когда в полночь разошлись гости и она со свекровью принялась убирать со стола, Василий позвал ее в боковушку.
– Мы с мамой убираем. Подожди минутку, - ответила Надя.
– Пусть мама одна убирает.
– Она устала.
– Надя внимательно посмотрела на него.
– Ты недоволен сегодняшним вечером?
– Недоволен.
– Почему?
– Ты ставишь меня перед людьми в неловкое положение, - заявил он, бросив на нее холодный, отчужденный взгляд.
– Чем же?
– Где ты была с Николаем?
– Он уставился на нее тяжелым испытующим взглядом.
– Как это можно понять?
– Когда он вышел из комнаты, ты побежала следом за ним.
У Нади дрогнули губы, глаза сделались сухими и холодными, и вся она поникла, будто завяла.
– Ты это серьезно, Василий?
– спросила она.- Николай во дворе курил с Брусковым. Я пригласила их к столу. Брусков ушел, а Николая я затащила в дом.
– А почему у тебя раскраснелось лицо и горели глаза, когда ты вошла с ним в комнату? Это все заметили.
– Как тебе не стыдно. Ты пьян.
– О стыде не будем говорить? Ты думаешь, я не знаю, что он и сейчас любит тебя. Из-за тебя он приехал в наш город. Из-за тебя он не женился. Ты тайком от меня даришь ему свои портреты, - все запальчивее говорил Василий. Лицо его покрылось розовыми пятнами.
– Успокойся, ради бога. Не шуми, - упрашивала Надя.
– О каком портрете ты говоришь?
– Не притворяйся, я все знаю.
– Ты не можешь подозревать меня.
Надя заплакала и упала на постель. В дверь просунулась голова Ефросиньи Петровны.
– Господь с вами, чего вы ссоритесь?
– Это не твое дело. Уйди, - сказал Василий.
– Чего ты расстроился так?!
– Прошу, мама, не вмешивайся в наши дела. Ефросинья Петровна вошла в комнату, склонилась над плачущей невесткой, погладила ей волосы, провела ладонью по плечам.
– Успокойся, деточка. Это он выпил лишку.
– Если бы вы только слышали… - тяжело содрогаясь всем телом, проговорила Надя.
– Слыхала я все. Блажь нашла на него.
За весь вечер у Василия накопилось много горечи, и ее надо было выплеснуть наружу. Он слышал, как отец жаловался на него Николаю.
– Мама, уйди отсюда, - снова попросил Василий.
– Не уйду. Зачем ты на нее так?
– Не твое дело.
– Бессовестный ты, - сказала она и заплакала. В дверях показался Иван Данилович, лицо его было хмуро, усы грозно шевелились.