Были два друга

Иншаков Павел Кузьмич

Рассматривая портсигар, мальчик внимательно слушал Брускова. Даша посмотрела на часы и сказала:

–  Нам пора домой.

–  Я не хочу спать. Я папу хочу, - ответил сын, капризно надув губы.

–  Не говори глупостей.

–  Коля, ты хотел бы, чтобы я был твоим папой?- спросил Брусков.

Мальчик провел пальцами по его лицу, припал головой к его груди.

Даша встала, холодно посмотрела на Брускова.

–  Владимир Петрович, это уж слишком… Коля, пойдем домой.
– строго повторила она.

–  Не пойду.

–

 Ну, тогда оставайся с дядей.

Кивнув Брускову, Даша пошла по аллее, чувствуя на себе взгляд Брускова. Коля спрыгнул с колен инженера и бросился ей вдогонку. Брусков, сидя на скамейке, провожал их грустными глазами, пока они не скрылись за поворотом аллеи.

Для него Даша была непонятной и загадочной женщиной. Не раз он пытался хоть что-нибудь узнать о ее прошлом, но на заводе никто не знал этого. Сама же она никогда не говорила о себе. Знал он одно и то понаслышке: Даша выходила замуж, и у нее в семье разыгралась какая-то тяжелая драма. С тех пор она с недоверием относится к мужчинам.

Но отступать Брусков не думал. Он глубоко был уверен, что рано или поздно добьется ее расположения. Не может ведь молодая женщина долго жить в одиночестве. Он чувствовал по ее глазам, по интонации голоса, что в ее душе происходит борьба. Главное - терпеливо ждать. Но терпения-то у него и не хватало. Вот и сегодня не заведи разговор на интимную тему, он сидел бы и сейчас рядом с Дашей, смотрел бы на нее, слышал бы ее голос.

После своей печальной любви к Маше Воловиковой Брусков никого не любил и считал себя убежденным холостяком. Он посмеивался над товарищами, которые женились, обзавелись семьей, считал их рабами семьи, холопами своих жен, людьми потерянными, лишенными свободы и самостоятельности. Личную свободу Брусков ценил превыше всего.

И вот на его пути встретилась Даша. Куда делись его взгляды на брак, на семью. Он считал для себя счастьем быть ее покорным рабом.

И все же он на что-то надеялся. Побеждает тот, кто умеет терпеливо ждать. Женщина, по его убеждению, не умеет долго противиться мужской настойчивости…

Даша уложила сына в постель, он быстро уснул. В задумчивости она долго сидела перед ним, всматриваясь в его лицо. «Неужели Николай не знает, что это его сын?» - думала она.

Даша вспомнила, как зимой она по вызову пришла на квартиру к больной пенсионерке Марье Тимофеевне. Выслушала ее, выписала лекарство.

–  Ох, милая, горе одинокой на старости лет, - пожаловалась больная.
– Иногда и свет белый не мил.

–  У вас и родственников нет?
– спросила Даша.

–  Нету, милая, никого нету. Сыночки мои до войны не успели обзавестись семьей. Оба погибли на войне. А муж раньше богу душу отдал. Ни сыночков, ни внучков. Одна-одинешенька, - старушка расплакалась.

–  Да, трудно, конечно. Может, вас устроить в дом престарелых?
– спросила Даша, тронутая горем одинокой женщины.

–  Что ты, милая! Не к тому я речь веду, - испугалась больная, вытирая глаза уголком простыни.
– Свет не без добрых

людей. А на кого же я соседа своего оставлю? Он тоже, светик, у меня один-одинешенек. Мы с ним и радость и горе делим пополам. Вот захворала, хлопочет он возле меня, чайку согреет, покушать сварит, комнату уберет. Славный малый и ласковый, как девушка. А вот, поди ж ты, не везет человеку. Я уж сколько говорила: женись, сыночек. Вот слегла, а вдруг помру. Как же он без меня тут будет? Мужики без женского присмотра - все равно, что малое дите без матери. Вы-то, наверное, знаете моего соседа. Инженером он у нас на заводе. Николай Емельянович Горбачев. Его на заводе все знают.

–  Нет, не знаю такого. Я недавно приехала сюда на работу, - ответила она.

–  Вчерась затеял полы мыть. Тряпкой орудует лучше другой бабы. И все с шуточками-прибауточками. Сел возле меня и ну рассказывать всякие смешные истории. Мне вроде бы и не полагается смеяться при болезни, а тут чуток живот не надорвала. Говорю ему, стыдно, сынок, старуху в грех вводить, а он отвечает; ты меня лечила малинкой и липовым цветом, а я тебя смехом лечить буду. Эх, счастливая будет девка, которая за него замуж пойдет, - заключила старушка.

–  Чего же он не женится?

–  Бог его ведает, чего он не женится, - вздохнула больная.
– Все на заводе пропадает.

–  Невеста-то у него на примете есть?
– спросила Даша.

–  Откуда мне старой знать, есть или нету? Любит какую-то, портрет ее у него на столе. Но только она за другого вышла. Эх, милая, хорошим людям в жизни всегда не везет. Не умеют они устраивать свое счастье, все за других хлопочут, - философски заключила больная.

–  Откуда вы знаете, что он несчастлив, сосед ваш?

–  Пришел как-то выпимши. Жаловался, что ему не везет в жизни. Когда студентом был, на стройке здесь работал. Ну и приглянулась ему его подручная. Даша или Маша, не помню. Он поехал в Москву учиться, а она тут вышла за какого-то инженера, - сказала Марья Тимофеевна.

У Даши вдруг зарумянилось лицо, а сердце будто кто-то зажал в кулак.

–  Это он вам так рассказывал?
– спросила Даша, стараясь придать голосу спокойствие.

–  Веточка у него там еловая с пятью шишками. Он хранит ее, как зеницу ока. Память о зазнобушке. А она-то, бессовестная, забыла его, за другого вышла. Разве девки теперешние разбираются в людях! Для них кто пляшет хорошо да умеет речи красивые говорить, да одеваться нарядно - это для них человек.

Даша вздохнула, покусывая нижнюю губу. Больная своими рассказами о Николае растревожила ей душу.

–  Ты, милая, рецептик оставь, вечером сосед придет, в аптеку сходит.

–  Зачем его затруднять. Я сама принесу вам лекарство. Телефон есть?

–  В комнате Николая Емельяновича.

–  Разрешите позвонить в амбулаторию? Сестра принесет лекарство, а заодно и банки вам поставит,- сказала Даша.

–  Иди, звони, милая. Дай бог тебе счастья. Замужем?

–  Нет, - ответила Даша.