Были и небылицы полигона
Шрифт:
Но и повседневная форма была ненамного лучше – толстый шерстяной глухой закрытый китель со стоячим воротником. Поэтому, когда несколько лет спустя ввели новую повседневную форму, это было счастьем. Открытый китель, под ним рубашка с галстуком. Да еще стало можно ходить без кителя, в одной рубашке, получившей народное название «разгильдяйка».
После этой стажировки Кап. Яр стал для нас изрядным пугалом. Правда, я как-то не думал, что туда попаду, не знаю уж почему.
…В городе все офицеры обращают на нас внимание. Диковинка. Лейтенанты со значками академии. В академии ведь в основном учились офицеры после училищ и войсковой службы. И заканчивали ее уже в приличных званиях,
При случае заговаривают с нами, расспрашивают. И возникает щекотливая ситуация. Погоны-то у нас артиллерийские, вот нас нередко и спрашивают, в каком виде артиллерии мы служим. Да еще что-нибудь про орудия. Кошмар! У меня ведь об этом очень туманные представления. А сказать, что я ракетчик – нельзя. Режим. Приходится бормотать что-то невразумительное.
Письма наши на полигоне, выражаясь интеллигентно, перлюстрировались. Нельзя было писать ничего, что содержало бы хотя бы намек на то, что я военный.
Любопытный случай произошёл с упомянутым мной в начале этих записей Валерием Суходольским. Он был талантливейшим фотохудожником, любителем в ту пору, впоследствии же он стал фотокорреспондентом «Красной Звезды». Человек достаточно активный, выезжая в отпуск, он предлагал свои работы многим редакциям газет и журналов. И многие журналы и газеты публиковали их.
Чтобы не нарушать режим секретности, адрес он указывал не свой, а своей матери, которая жила в маленьком городке Сретенье, около Ярославля. А уж она ему пересылала корреспонденцию. Очень известный тогда в мире фотографии журнал «Чешское фото» где-то увидел его работы и попросил прислать им что-нибудь. Валерий послал (конечно, как всегда, через Сретенье).
Работы опубликовали. Потом еще пару раз. И вдруг Валерий получил письмо из американского журнала «Модерн фотографи» (опять-таки через Сретенье) о том, что им очень понравились его снимки в «Чешском фото», и они тоже просят его прислать им что-нибудь из его работ. Он послал одну фотографию тем же путем. Она была опубликована, и редакция попросила прислать еще.
И тут же Валеру вызвали особисты. Его вызывали много раз. Ему как бы и не предъявляли определенных обвинений, но много раз допрашивали (если не лицемерить, то именно так это можно назвать), многократно задавая одни и те же вопросы в разных сочетаниях и, видимо, надеясь, что если он врет, то где-то запутается. А Валера тем временем думал – что же делать с тем, что его просили прислать еще фото. Посылать в этой ситуации вроде бы нельзя, но если он промолчит, там могут подумать, что он не получил их письмо и повторят запрос. А это сразу резко обострит подозрения особистов. В конце концов, он попросил мать отправить какую-то весьма посредственную фотографию, и американцы от него отцепились…
13 мая была традиционная встреча ветеранов полигона Кап. Яр в сквере у Большого театра. Я, по правде говоря, не знаю, кто придумал эти встречи, выбрал место, как сообщил всем об этом. Но эти встречи происходят уже много лет, мне кажется, что больше десяти (написано в 2002 году. Прим. автора). Поначалу на них было очень интересно. В сквере у Большого театра собиралась огромная толпа. Там были и «первопроходцы» Кап. Яра, люди, которые создавали полигон, проводили первые пуски, были люди старше нас, было много из спецнабора, ну, и поколения после нас.
Было очень интересно встретиться и с трудом узнавать людей,
День победы отгремел салютом,
Отзвенел военными медалями,
Но сегодня снова почему-то
Ветеранов встречу увидали мы.
У Большого, на аллеях сквера,
Где цветами яблони увенчаны,
Обнимаются седые офицеры,
И то плачут, то смеются женщины.
Люди здесь особенной породы,
Не грозит их дружбе увядание.
К ним сюда, презрев закон природы,
Молодость пришла их на свидание.
И звенит весна над стариканами,
И пылают щёки кумачово,
И зашевелились тараканами
Рифмы в голове у Толкачёва.
К сожалению, теперь на эти встречи приходит все меньше и меньше народу. В этом году (в 2005 – прим. автора.) собралось вообще всего человек тридцать-сорок. Не знаю уж, почему. Может быть, пропал эффект новизны от этих встреч. Посмотрели друг на друга – а дальше что? Общих тем для разговоров мало. Нельзя же без конца вести разговоры на тему «а помнишь…» Где-то у Юрия Тынянова я прочёл: «Расспросы и рассказы имеют смысл только когда люди не видятся день или неделю, а когда они вообще видятся неопределённо и помалу – всякие расспросы бессмысленны». Похоже, что это верно подмечено.
А может быть, причина еще в том, что старшее поколение, воспитанное в более романтичных традициях, сильно состарилось, многих уже нет, другие тяжело больны и им не до встреч. А молодые поколения более прагматичны, лишены этой романтики воспоминаний, заняты делами и считают все это ненужной чепухой, или, во всяком случае, чем-то очень второстепенным, на что не находится времени.
Кроме того, в это время горячая пора на садовых участках, которыми обзавелось большинство из нас. Словом, не знаю, в чем причины. Возможно, все, что я упомянул, вносит свой вклад и что-нибудь еще, но факт остается фактом. Появившаяся не так уж и давно традиция потихоньку умирает. А жаль!
…Когда начиналась наша служба на полигоне, пуски ракет были еще не очень частыми, были значительные перерывы между этапами испытаний. И когда начинался очередной этап, то «открывался заказ». Специальным приказом отдавались люди, которые работают по этому заказу, и им на период работы по заказу устанавливалась 50 процентная надбавка к окладу.
Но при этом (уж не знаю, установлено ли это было официально свыше, или это была инициатива нашего «любимого» подполковника Юртайкина) полагалось находиться на площадке постоянно, днём и ночью, то есть жить там. Для этого на второй площадке стояли вагоны, и каждому отводилось место в купе для ночлега.