Былинка в поле
Шрифт:
За мостом Степан ласково матюкнул Автонома - салазки суродовал на ухабах.
...В избе Автоном поклонился родным, не спеша стряхнул иней с головы, оборвал с усов наледь, положил на Лавку мешок с покупками, связки книг, отступил к порогу. Все-таки сунул в ведро с холодной водой зашедшиеся с пару руки, отвернув от отцовского взгляда красно-бурое, строгой ладности лицо. Под усами белели плотно литые зубы.
– Три пожеще, Антоном Кузьмич, - посоветовал отец, - не давай сердцу сомлеть.
Автоном промолчал -
– Ничего не слыхал?
– спросила мать.
Всякий раз, откуда бы ни возвращались сын или муж.
бна с сердечным замиранием в голосе пытала о пропавшем без вести Власушке.
– Нет, маманя, не слыхал...
– Автоном томительно помолчал, потом, тяжело выгнув черные брови, спросил хрпповатым голосом: - Уж не Фиена ли носится с девками на задах около бани, видно, гадает?
– Она, яловая кобыла, все еще в девичьем табуне хвост трубой прямит. Наманпла полну горницу невест, пол истоптали. Теперь, видишь, на задах, по баням.
Овец-то, поди, помяли суягных, - со спокойной суровостью говорила мать, собирая сыну вечерять.
– Разделить надо хозяйство, пусть забирает Власову долю. Посмотрю, как она жизнь поведет, по вечеркам болтаться. Я ей не батрак. Надоело каждую ночь двери ей открывать на заре, - сказал Автоном устало и твердо.
Василиса почтительно ждала, пока сын ужинал, потом убрала со стола, села на табуретку, подула на клеенку.
– Ну, Автоном Кузьмич, показывай выручку, пока не прилетела востробородая, прости господи.
Автоном вынул из внутреннего кармана овчинных штанов клетчатый кисет, положил на стол перед матерью.
– Шел бы, Кузьма Данилыч, в горницу на полати спать, - сказала она.
– А на зорьке опять Пестравку послушай, не заморозить бы теленка.
Кузьма завернул Библию в холстину, попросил Домнушку за печью, жену и сына простить его, как это делал он перед сном, но вдруг, встревоженный чем-то, раздумал спать и сел на лавку.
Василиса засопела и, тяжело топая по скрипевшим половицам, обошла кухню, без надобности переставляя посуду.
Кузьма с кроткой укоризной посматривал на жену грустновато-умными глазами из-под густых нависших бровей. Но только Василиса повела на него властным оком, он поднял брови, собрал на лбу глубокие морщины, и лицо его с пожелтевшей по краям бородой завиноватнлось приветливо.
Василиса пересчитывала деньги, разглядывая на свету каждую бумажку.
Кузьма, отвернувшись, глядел на свою тень по замерзшему окну.
– Помогай, отец, как концы с концами сводить, - сказала Василиса.
– И что ты не налюбуешься мерзлым окном? Ну, чисто ребенок.
– Сводить концы? Разные они ныне: один кудельный, другой железный. Ума не приложу... Сынок, куда тебе столько книг? Раньше у благочинного меньше было, ей-ей.
–
Родители, не примиряясь в душе с тратами, почтительно поддакивали авось сын выбьется, секретарем сельсовета станет.
5
В это время Фпена закончила опускание взятых с банной каменки камней-железняков в прорубь: если забулькает - свекровь попадется невесте ворчливая, а коль тихо уйдет на дно - ласковая.
Фиена повела девок под сарай, освещая путь фонарем.
Наряженные передниками овцы глядели на них, не понимая, почему им не дают спать этой ночью. "Стричь нас еще рано, озябнем, зачем же булгачат?" - недоумевали овцы в тревожной ночи.
– Девки, мне красная овца попалась, что это будет?
– Алтухов Семка посватает, он ры-ы-жий.
– Матушки, моему-то барану масти не придумаешь - багряный.
– Вдовец соломенный Степка Лежачий.
Перестали девки тараторить и хихикать, как только увидали Марькин передник на шее черного кобеля Наката. Марька открещивалась, робея снять передник.
– Не миновать тебе Автонома Чубарова. Пропадешь за ним: буран, одним словом.
– Дурочка, что ли, ты, Марька, неужели руками-то не чуяла, овцу илп собаку обряжаешь?
– Помню баранчик, рожки у него. А может, теленок, - недоумевала Марька. Давеча, повязывая передник, она чаяла и боялась, что попадется желтый барашек, масти Захара Осиповича Острецова, недобро перебившего однажды ее девпчью тропу.
В глубине сарая будто послышались шаги и сдержанный кашель.
– Замрите, - приказала Фиена девкам, - кажпсь, Автоном коням сено задает.
Фонарь прикрыла подолом юбки и, пригретая теплом, вспомнила озорную присказку: у царя Додона была дочь Алена, половпна брита, половина опалена. Какую берешь?
– и засмеялась в рукав. Потом выпрямилась, подняла фонарь над головой.
– Чур, чур меня!
– дурным голосом зашлась Фиена, пятясь.
Фонарь упал, угасая. Девки кинулись из-под сарая, спотыкаясь, давя друг друга в воротах.
С визгом залетели в избу перепуганные гадальщицы вместе с бесстрашной Фиеной. Не могла унять она дрожь в коленках и крикливо повторяла, что в углу сарая за коноплей стоит черный обличьем, на башке малахай из зайца. Манечка Шатунова уверяла Василису, что видела рогатого и черного на сеновале - трехпалыми ручищами вязал пырей в пучки. Лагутина Парушка узрела за куриным витым гнездом косматую старуху, чесавшуюся кленовым гребнем в лопату величиной. .По пятам поскакивала на карачках, щекотала под коленками Парушку до самых сеней и сейчас наверняка затаилась за дверьми.