Былого слышу шаг
Шрифт:
В нетопленном и полутемном зале Большого театра всего лишь три десятка ярко мигавших на карте лампочек предстали перед делегатами съезда заревом будущего. Мы знаем уже, что, выступая с докладом, Кржижановский говорил: «Вы видите, как вспыхнула лампочка, отмечающая расположение этой станции… Под № 16 загорающаяся лампочка показывает вам Шатурскую государственную станцию…» И, заканчивая доклад, как свидетельствуют те, кто были на этом съезде, Глеб Максимилианович воскликнул: «А теперь зажгите свет над всей Россией!». И вспыхнули тридцать лампочек, и поднялся рукоплещущий зал, и делегаты запели «Интернационал».
Да, о плане электрификации делегатам съезда докладывал Кржижановский, и светящаяся карта была установлена подле трибуны лишь на время его выступления.
Быть может, художник и имел право на домысел — не знаю, но истина не просто дороже — она значительней. Это теперь при упоминании имени Кржижановского мы думаем сразу же об авторе «Варшавянки», о соратнике Владимира Ильича по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса», товарище по сибирской ссылке. А тогда для большинства делегатов, приехавших в Москву, инженер Кржижановский был лицом неизвестным — настолько, что спустя несколько дней после его выступления «Правда» опубликовала биографию Глеба Максимилиановича, рассказав о давнем участии в революционной борьбе этого «первого инженера, выступившего с докладом на съезде Советов».
Да, появление на трибуне съезда инженера было новостью, и принципиальной, как нов был лозунг, обращенный к участникам этого собрания: «Молот впереди, винтовка позади». Позже на съездах Советов будут выступать инженер Графтио, другие специалисты. Позже произойдет то, о чем и говорил Ленин на VIII съезде Советов: «На трибуне Всероссийских съездов будут впредь появляться не только политики и администраторы, но и инженеры и агрономы. Это начало самой счастливой эпохи, когда политики будет становиться все меньше и меньше, о политике будут говорить реже и не так длинно, а больше будут говорить инженеры и. агрономы». Первым — был Кржижановский. Впрочем, специалист-энергетик, он всегда оставался и поэтом, и в своем докладе, посвященном лишь проблемам электрификации, Глеб Максимилианович говорил: «…мы переживаем такие великие дни, в которых люди проходят, как тени, но дела этих людей остаются, как скалы».
На этом съезде Советов — VIII Всероссийском — все должно было быть так, как было. Верили в электрификацию, голосовали за нее и тут же решали закупить за границей косы и серпы. Все должно было быть так, как было, чтобы в материалах съезда осталась записка одного из делегатов: «Если через пятьдесят лет выживет хоть один из нас, здесь присутствующих, пусть он расскажет внукам об этом съезде и о людях, которые боролись, жили и мучительно творили в великие годы русской революции».
А какой, собственно говоря, была эта общеизвестная, знаменитая, так часто упоминаемая в связи с ленинским планом электрификации карта ГОЭЛРО? Что сталось с ней после того, как закончилась в Большом театре работа VIII Всероссийского съезда Советов? Судьба карты ГОЭЛРО?
Вопросы эти появились в общем-то случайно, возникли, когда просматривал материалы VIII съезда Советов. Но, родившись однажды, они начали долгую жизнь: на многие годы определили мои интересы, втянули в поиск, обусловили встречи с людьми, привели в читальные залы библиотек, открыли подшивки старых газет. И если бы мои поиски вообще не дали никаких результатов, они все равно бы имели смысл, потому что одарили меня десятком новых тем, сотнями интереснейших фактов…
Первый, к кому я обратился с вопросом о судьбе карты ГОЭЛРО, был Глеб Максимилианович Кржижановский. Сейчас и самому не верится, что не так уж много лет назад — и двух десятилетий не прошло — можно было сесть на троллейбус, проехать по Большой Калужской, выйти у Второй градской больницы, перейти на другую
Услышав, однако, что меня привело, Кржижановский развел руками:
— За эти годы столько было утрачено, а вы о карте вспомнили. Сгинула она скорее всего… Посмотрите лучше вот этот весьма занимательный документ.
И Кржижановский подарил мне фотокопию телеграммы — да, той самой, графу Орлову-Давыдову в Сорренто от епископа Самарского и Ставропольского. Сам же Глеб Максимилианович получил ее в подарок от работников куйбышевских архивов…
Встреча с Кржижановским, прямо скажем, не вдохновляла к дальнейшим поискам. Но вскоре выяснилось, что судьба карты ГОЭЛРО занимала не только меня… Услышал я о киносъемках трилогии «Хождение по мукам» — той первой экранизации романа Алексея Толстого. Работа подходила к концу, оставалось отснять лишь финал — Катя и Даша, Рощин и Телегин на самом верхнем ярусе Большого театра, на заседании VIII съезда Советов. В глубине сцены, писал Алексей Толстой, «с колосников свешивалась карта Европейской России, покрытая разноцветными кружками и окружностями, — они почти сплошь заполняли все пространство». Докладчик держал в руках длинный кий и «указывал время от времени концом кия на тот или иной цветной кружок, загоравшийся тотчас столь ярким светом, что тусклое золото ярусов в зале начинало мерцать и становились видны напряженные, худые лица, с глазами, расширенными вниманием».
Но какой же была эта карта, какой формы и каких размеров, как выглядела — заинтересовались постановщики, прежде чем сооружать декорации. Ответить на это оказалось весьма затруднительно. Да и как ответишь, если нет самой карты, не сохранилось ни одной фотографии, кинокадра или хотя бы эскиза. В конце концов обратились к старейшему картографу, делегату VIII съезда Советов Д. П. Егорову. Он согласился помочь, сделать правдоподобный макет карты. Впрочем, к советам Дмитрия Петровича не прислушались, следуя масштабам киноэпопеи, размахнули карту и вширь, и ввысь.
Дмитрий Петрович — первый, от кого я услышал, что карта ГОЭЛРО была совсем не гигантских размеров, имела прямоугольную форму и легко умещалась в промежутке между кафедрой докладчика и столом президиума съезда. Но как подтвердить эти воспоминания, неужели и правда не сохранилось никаких изображений этой знаменитой карты? Поиск надо было начинать с азов — с того, как создавалось это наглядное пособие по электрификации России.
Утром, в понедельник 22 декабря 1920 года, открылся VIII съезд Советов. За четыре дня др этого Ленин на бланке Председателя Совета Народных Комиссаров подписал распоряжение коменданту Большого театра: «Предлагаю не препятствовать и не прекращать работ художника Родионова, инженера Смирнова и монтеров, приготовляющих по моему заданию в помещении Большого театра к VIII съезду Советов карты по электрификации. Работу кончат в воскресенье. Отнюдь их не прогонять».
Наглядно, популярно, увлекательно, ярко и ясно — к этим словам Владимир Ильич прибегает всякий раз, как только заходит речь о пропаганде плана ГОЭЛРО. Мероприятия Советского правительства должны быть не только глубоко продуманы, хорошо организованы, но и пользоваться популярностью в массах, встречать у них поддержку — и Ленин думает над тем, что мы называем ныне обратной связью, а в прежние времена определялось как умение держать руку на пульсе жизни.
Можно с уверенностью сказать, что создание карты ГОЭЛРО было идеей Владимира Ильича. Сам он и следил за ходом работ. Но что же побудило Председателя Совета Народных Комиссаров адресовать предписание коменданту Большого театра, какие трения там возникли? Об этом могли бы рассказать те, кто выполнял поручения Ленина.