Былого слышу шаг
Шрифт:
Номер первого пионерского журнала «Барабан» хранится в библиотеке Ленина в Кремле. На обложке — посвящение Владимиру Ильичу: «Мы идем на смену». Теперь это звучит символически: ребята писали в январе 1924 года, еще не подозревая о трагедии, которая произойдет спустя несколько дней. И уже в следующей книжке журнала. — февральской — будут публиковаться воспоминания ребят детского дома, который находился подле Горок. Воспоминания эти записали пионеры — корреспонденты журнала, пикоры, как их тогда называли.
«Поезд быстро пробежал тридцативерстовое расстояние, подошел к станции — разъезду Герасимово. Несколько жалких
Садимся и едем. Возчик — крестьянин близ расположенной деревни — попался на редкость разговорчивый.
— Да, хороший был товарищ Ленин, а главное, уступчивый, обходительный, — говорит он, полуоборачиваясь к нам и подгоняя белую лошадь. — Да, сколько раз, бывало, приходилось с ним разговаривать, и всегда запросто. Бывало, едешь с дровами мимо дома, а Ильич чай пьет на балконе. Всегда «здравствуй» скажет. Вот на этой дороге они в последнее время на автомобиле ездили, им это для здоровья нужно было…
Вот дом Ильича, двухэтажный, с большими белыми колоннами, со стеклянными дверьми, выходящими на террасу… В дом нас, к сожалению, не пустили — там все было в беспорядке и не на своих местах. Смерть Ильича, горе его окружавших вышибли все из колеи…
Вблизи от санатория есть детский дом имени Ф. И. Калинина. Нам дают провожатого, и мы отправляемся туда. Дом, как и санаторий, в лесу. Ровные красивые дорожки, хрустит мерзлый снег под ногами. В детском доме нас встречают хорошо. Ребята окружают и расспрашивают. Объяснив цель нашего прихода и рассказав, кто мы такие, просим ребят рассказать о случаях своих разговоров и встреч с Владимиром Ильйчем. Заведующая домом идет нам навстречу, и с ее помощью наружу извлекаются все факты встреч и разговоров.
— Помнишь, — обращается один из ребят к другому, — как мы пускали стрелы. Пустили далеко стрелу, — рассказывает он нам, — выбежали мы на полянку за ней, а на полянке Ильич в кресле сидит. Смотрит на нас и смеется. Ну мы оторопели и давай удирать. А после очень жалели.
Один за другим они описывают все случаи встреч, как они разговаривали с Ильичем, как Ильич первый говорил им «здравствуйте», как приходил и отдыхал вот на этой скамейке. Один раз в хороший солнечный день летом 1922 года Ильич, гуляя в лесу, встретился с нищим мальчиком, шедшим из Москвы. Ильич с ним разговорился, взял его к себе домой, вытрусил его мешок, пересчитал все имеющиеся у него корки, накормил его, долго с ним беседовал и отправил в детский дом».
Готовили ребята и концерт для Владимира Ильича. Думали устроить его 22 января, собирались петь «Варшавянку» и «Мы кузнецы», разучили сценку «Ребячье посольство»… В те траурные, рвущие сердце дни ребята вместе с крестьянами соседних деревень черными проталинами стояли вдоль снежной дороги от Горок до станции Герасимово — на всем пути, пока несли гроб с телом Ленина.
…Вечерами — это были последние вечера в их совместной жизни — Надежда Константиновна читала вслух Владимиру Ильичу книги, которые он отбирал.
Владимир Ильич оставался до «самой смерти таким, каким и раньше, — человеком громадной воли». Не терпел, чтобы его развлекали, и, как прежде, заботился о людях — о тех, кто оказывался теперь в его поле зрения — врачи, санитары. Стараясь преодолеть болезнь, обнаружил, что может читать про себя,
Горький вспоминал, как однажды в Горках, лаская детей, Владимир Ильич сказал:
— Вот эти будут жить уже лучше нас; многое из того, чем жили мы, они не испытают. Их жизнь будет менее жестокой.
И, глядя вдаль, на холмы, где крепко осела деревня, он добавил раздумчиво:
— А все-таки я не завидую им. Нашему поколению удалось выполнить работу, изумительную по своей исторической значимости. Вынужденная условиями жестокость нашей жизни будет понята и оправдана. Все будет понятно, все!
…Сегодня видны все те же холмы и крепко осевшая на них деревня. Только поднялись, схватились ветвями деревья на склоне к прудам. И теперь уже не увидишь отсюда Подольск, как бывало прежде, в погожий день.
Там, где находился раньше детский дом — в тесном рубленом двухэтажном доме, теперь тоже музей. Восстановлены, как были прежде, зал со сценой — здесь, наверное, репетировали ребята концерт для Владимира Ильича, — классная комната, спальня воспитанников.
Чуть поднялись из снега тонкие стволы вишен. Одни из последних гостей Владимира Ильича — глуховские рабочие привезли в подарок восемнадцать вишневых деревьев. Тот вишневый сад отжил свое, и недавно посадили новый.
По снегу петляют заячьи следы, спускаются по склону, кружатся подле беседки. На многие километры вокруг восстанавливаются леса, закладывается огромный заповедник. И зайчишка повадился вечерами скакать по парку. К тому же дежурные милиционеры подкармливают его, всякий раз приносят с собой то морковку, а то и кочерыжку… Последний раз на охоте Владимир Ильич был незадолго до смерти. Больного Ленина уговорили надеть тяжелую шубу с бобровым воротником. В кустах был скрыт санитарный возок. Ленин слышал звуки отдаленной погони и постепенно оживлялся, пытался встать. А собаки лаяли все громче, все ближе подходил гон. И Ленин весело улыбался — был таким, как прежде, — высвободил ухо из-под шапки, махнул здоровой рукой. Понеслись гончие. Заяц пошел к Горелому пню. — Вот и выскочил он. Выстрел. Заяц мелькнул и исчез. Ленин засмеялся, тихонько похлопывая рукавицами. Молодец заяц!
Петляют, петляют по старому парку заячьи следы…
Штрихи биографии
УЧИТЕЛЬ
В Симбирске в доме Ульяновых на Московской улице был первый том «Капитала» Маркса. Как был роман Чернышевского «Что делать?», изданный за рубежом и привезенный нелегально в Россию. Как хранили том стихов Некрасова, куда Илья Николаевич собственноручно вписал строки, вырванные цензурой, но не вытравленные из памяти. «Умрешь не даром…» — Илья Николаевич приписал взамен многоточия: «Дело прочно, когда под ним струится кровь». Не роковой смысл этих слов, а уважение к любимому поэту, очевидно, владело им в эти минуты.