Быстроногий олень. Книга 1
Шрифт:
— Так-то оно та-а-ак, — протянул Савельев, и вдруг лицо его опять озарилось ласковой улыбкой.
«Как может улыбка украшать человека, — невольно подумала Солнцева. — Некрасив, очень некрасив… а вот улыбается и… совсем другой».
— А знаете что! — вдруг весело воскликнула Оля. — Пойдемте к вам, я очень хочу послушать вашу скрипку. Вы давно уже мне не играли.
— Пойдем! — так же весело отозвался Савельев. — У меня сегодня душа отчего-то как скрипка поет, и грустно, и… тепло как-то…
Вскоре Оля в домике Савельева сидела в кресле, обшитом
Когда Савельев кончил, Солнцева еще долго сидела все в той же позе.
— Оля! — тихо позвал ее Савельев, — может, я тебя расстроил грустной музыкой, а?
— Нет, нет! — встрепенулась Оля. — Как раз вы сыграли именно что, чего мне так хотелось… Жаль вот, Гивэя здесь нет, он так любит слушать вашу скрипку.
— А может, это не так уж и плохо, что его нет, — возразил Савельев. — А то опять стал бы приставать: поучи да поучи. А впрочем, сказать должен, что слух у него просто прекрасный. Я сначала не верил, что он… сможет. А теперь, понимаешь, верю. Учу его! С огромным удовольствием учу!
— Говорят, принялся скрипку делать, — улыбнулась Оля. — Ничего подходящего не нашлось, так он… из фанерных листов. На струны — оленьи жилы.
— Чудной парень, мальчик еще…
— Нет, Василий Лукьянович, это далеко не так, — с задумчивым видом промолвила Солнцева. — Если поглубже посмотреть, то под кажущимся мальчишеством этим у него скрывается ненасытная пытливость, редкое упорство и жажда узнать как можно больше, впитать в себя все свежие ветры, вобрать в себя как можно больше солнца…
— Что-то уж очень мудрено, — улыбнулся Савельев.
— Что ж тут мудреного, — просто возразила Оля, перебирая в пальцах бахрому тяжелой шали. — Однажды сочли за мальчишество его желание отремонтировать уже списанный мотор. Смеялись над парнем. А он утащил мотор в охотничью землянку, ночей пять бился над ним и заставил работать. Вот вам и мальчишка!
— Да я что… я нет… Сам говорю, что парень очень способный, люблю его. — Немного помолчав, Савельев добавил с вкрадчивой ласковостью. — А хочешь… я сейчас что-нибудь такое веселое сыграю?!
И только он хотел ударить смычком по струнам, как в дверь громко постучали.
— Кого это там нелегкая несет? — Савельев недовольно нахмурился, направляясь к двери.
— Может, это Петр Иванович? — с радостью спросила Оля, быстро поднимаясь с кресла.
Савельев открыл дверь тамбура и вдруг услыхал сильный, чуть хрипловатый голос Караулина:
— Принимай, Василий Лукьянович, гостя!
— А-а-а! Это вы, Лев Борисович! — радостно воскликнул Савельев. —
Отряхнувшись от снега, Караулин вошел в комнату, поздоровался с Солнцевой. Отложив свою скрипку в сторону, хозяин дома принялся хлопотать у печки. Оля было собралась уходить, но Савельев и Караулин упросили ее остаться.
Вскоре все трое сидели за столом. Савельев достал два стакана и одну рюмку, налил разведенного спирта. Оля отказывалась от рюмки, но вдруг, махнув рукой, выпила, поперхнулась, закашлялась.
— Вот уже целый месяц по всему побережью нашего района разъезжаю, в каждой колхозе побывал, с каждой бригадой на охотничьи участки заглянул, — говорил Караулин, с завидным аппетитом подбирая со сковородки жареное оленье мясо. — В округе мне в шутку громкое звание присвоили: генерал дивизии охотников Кэрвукского района. На первом месте в округе наш район идет по заготовке пушнины!
— Завидую вам, Лев Борисович, — вздохнул Савельев. — Не могу жить вот в таком глухом месте, без движения. Рассказали бы вот нам с Олей, как там дела на фронте… — вся душа изныла.
Караулин нахмурился, сразу стал серьезным. Вскоре Савельев и Оля были поглощены его рассказом о положении на фронтах.
— А скажите, Лев Борисович, как вы полагаете: Америка и Англия в этот тяжелый для нас момент с Гитлером, случаем, не снюхаются?
В вспотевшем от выпитого спирта и чая лице Савельева были тревога, живейший интерес.
— Так, так, так, — поддакивал он, внимательно выслушивая объяснения Караулина.
— А вот все же представьте себе, вдруг Америка нападет на Советский Союз — тогда так получится, что Чукотка станет самой что ни на есть передовой позицией. Полетят американские самолеты, бомбить станут… Правда, особенно бомбить-то им здесь как будто и нечего…
Караулин тонко улыбнулся, как бы говоря: «Наивненько рассуждаете, товарищ Савельев».
— Мы должны быть готовы ко всему. Возможно, вы даже в малой степени не представляете себе, какое стратегическое значение имеет Чукотка! — Лев Борисович потянулся за полевой сумкой, извлек из нее карту Чукотского национального округа.
— Сюда, сюда, Лев Борисович, к свету! — Савельев прибавил огонь в лампе.
— Вот, гляньте, — показал Караулин. — Вы говорите — бомбить нечего. А вот эта бухта, где такой замечательный порт, а вот эта полярная станция или вот угольные копи…
— Так, так, так, — поддакивал Савельев. — А вот представьте себе такое: — главнокомандующий северной армии, которая обороняет Чукотку!..
Караулин сладко затянулся из трубки, рассмеялся. Взглянув на раскрасневшуюся, молчаливую девушку, улыбнулся ей, молодцевато тряхнул буйными рыжими кудрями. Он очень обрадовался такому повороту беседы: обсуждение стратегических вопросов было его излюбленным коньком. Не раз Лев Борисович с полной серьезностью говорил своим друзьям, что мог бы предложить немало смелых, эффективных планов главнокомандующим фронтами для наступательных операций на фашистские позиции.