Быть бардом непросто

Ковальская Дарья Александровна

– Ну наконец-то! Где вы были?

Аид выпрямляется, прекращает подволакивать ноги, как калека. Восхищенно на него смотрю. А я поверил, что он и впрямь помирает.

– Мы договорились на десять. Разве нет?

– Сейчас половина десятого! Я зашел пораньше! Какие-то проблемы?

– Что вы, нет. Заходите.

– Непременно.

Дверь открывается, мы заходим, дверь закрывается.

– Итак! Он сегодня вменяем? Или опять видит бегемотов?

Барон при этом смотрит почему-то именно в мою сторону. Я решаю, что надо ответить.

– Аид

нормален. Он слегка увлекся в парной, но в целом вполне адекватен.

Белобрысый криво улыбается.

– Курить не давал, – поясняет он барону.

– Ага. Отлично, тогда вперед. Ты. Петь будешь то же самое. А то вчера она вряд ли что-то расслышала.

– Я уже понял.

– И без гитары.

– Хорошо.

– И не сильно надрывайся, – посоветовала мне эта белобрысая зараза. – Если она и впрямь суккуб, то слух у нее очень тонкий. Пой спокойно.

– Я вот тут подумал… А может, мне к ней по стене подняться и заглянуть в окно?

– Это как? Башня отвесная и гладкая. Там без веревки не поднимешься, – нервничает барон.

Молча показываю ему когти. Черные и гладкие, они мягко отражают свет камина.

– Хм… посмотрим. Но это на крайний случай. Пока споешь так.

Киваю.

До башни мы добираемся быстро. Хочется все сделать и свалить. А вообще неплохая у меня работа: три ночи по одному часу плюс два часа на сочинение стихов. Получается – по золотому за каждый час работы. Вот это я понимаю!

Ладно. Барон с Аидом уже скрылись. Стою, изучаю далекое темное окошко. Может, она спит? Чего я тогда петь буду? Или ее там вовсе нет. Все-таки муж уехал – самое время сбежать и чуток повеселиться.

Хотя… это все не мое дело.

Тихий голос темного эльфа прокрадывается в тишину, сплетая мелодию песни. Ночь колышется и впускает его, подстраиваясь под ритм. Кажется, даже кристаллы на потолке огромной пещеры начинают подмигивать в такт, а не просто бесцельно мерцают, украшая свод.

Голос эльфа – неземной. И светлый в который раз зачарованно замирает, вслушивается в слова, впускает в сердце мелодию и понимает, что уже никогда не сможет оставить этого странного барда, который владеет даром сирен, подчиняющих сердца и души живых существ. Не сможет оставить хотя бы потому, что хочет слышать его песни снова и снова…

Вокруг снова собираются люди, гномы, эльфы… Попрошайки стоят в переулке неподалеку и почти не дышат, удивленно изучая невысокую изящную фигурку, которая стоит у подножия башни и поет песню о любви. Слова, мелодия и магия его дара поражают воображение и заставляют испытывать удовольствие такое же чистое и редкое, как глоток самого редкого и дорогого вина, как первый поцелуй любимой, как первый выигранный бой. Сравнений много.

И ни одна живая душа не может проигнорировать такое. Наверху, под самой крышей башни, в окне зажигается свет. Неяркий и почти невидимый. Занавеска отклоняется вбок, и из-за нее выглядывает девушка.

Она смотрит вниз, видит эльфа и, облокотившись на подоконник, начинает слушать мелодию, посвященную ей.

А после, когда последний звук тает в ночном воздухе, скрывается в комнате, задув свечу.

Темный эльф поворачивается и подмигивает таящимся в тени спутникам. После чего идет прямо к ним.

– Ну что? Я же говорил, что она не суккуб. – Уши его возбужденно шевелятся, глаза сияют, а широкая улыбка обнажает острые белоснежные клыки хищника.

– Еще раз, – хмурится барон. – Завтра.

– Зачем? – Аид буквально заставляет себя переключиться на то, что говорит барон, и перестать думать о песне.

– Если все будет нормально, заплачу семь золотых, а не пять.

– Хорошо. Еще раз так еще раз, – пожимает плечами бард. – Ладно, пошли, белобрысый. Ты чего такой растерянный?

Аид смотрит на темного, трясет головой и усмехается:

– Ничего. Поешь красиво.

Нос темного тут же задирается, а глаза мерцают озорным блеском.

– А то! Ты только сейчас это заметил?

Светлый тяжело вздыхает.

На следующую ночь все повторяется. Я пою, барон радуется, дева разок выглядывает со свечкой, но вазами на этот раз не бросается.

Нам выплачивают семь золотых, прочувствованно пожимают мне руку и отпускают на все четыре стороны. И я понимаю – барон вне себя от радости из-за того, что причина его быстрого старения заключается вовсе не в темной магии молодой супруги, так что в чем-то я даже принес мир и покой в его душу.

– Странно, от чего же тогда он так быстро стареет? – иду, заложив руки за голову, и пытаюсь вспомнить хоть что-то из курса темной магии, которую отец пытался вбить в мою непутевую голову.

– А ты не понял?

– Нет, – удивленно кошусь на белобрысого.

– Она ведьма. Причем сильная. Но не суккуб.

– Не понял.

– Она нас чувствовала и, пока ты пел, прощупывала мысленно пространство вокруг башни. И каждый раз замечала барона. Потому и не светилась сильно в окне.

– А почему ты барону этого не сказал?

– Я говорил, чтобы он не приходил. Но барон крайне упрям и считает себя умнее всех и каждого. Вот пускай теперь сам и разбирается со своими проблемами. Согласно контракту наша часть работы выполнена безупречно.

– Хм. А светлые и впрямь очень гордые существа.

– Ты сам не так давно готов был убить его всего за одну колкость, сказанную в твой адрес.

Н-да. И ведь не поспоришь.

Разворачиваюсь и иду в обратную сторону. Аид останавливается и оглядывается:

– Уверен?

– Да. – А что еще я мог сказать? Знаю, все знаю. Даже то, что уж кому-кому, а людям, тем более таким, помогать не стоит. Но как-то… странно себя чувствую. Наверное, все это плоды пацифизма. Редкая зараза, от которой уже не смогу отделаться никогда.