Бюро темных дел
Шрифт:
Словно в подтверждение его страхам, открылась дверь и вошел Теодюль с вестью, успокоительной для соратников: на улице все тихо, ничего подозрительного, ни одного полицейского в поле зрения. Собравшиеся в погребе вздохнули с облегчением.
Адвокат Грисселанж с усмешкой ткнул пальцем в сторону инспектора Верна:
– Я же вам говорил! Мерзавец потешается над нами. Нужно немедленно ликвидировать этого шпиона!
Фове-Дюмениль жестом приказал Валантену встать со стула.
– Решение должно быть принято всеобщим голосованием, – произнес репортер ледяным тоном, который
Члены «Якобинского возрождения» единодушно сделали то, что он сказал. Фове-Дюмениль медленно кивнул.
– Вопросов больше нет, все предельно ясно, – констатировал он. – Верните на место кляп и удавите шпиона гарротой. Ночью вынесем тело в бочке.
Двое студентов и рабочий бросились было приводить приговор в исполнение. Валантен, которому больше нечего было терять, напряг мускулы, чтобы оказать палачам последнее сопротивление, хотя понятно было, что он заведомо обречен на поражение. И тут раздался юный, но властный голос:
– Постойте, друзья! Республика воздает честь героям и мученикам, но осуждает убийц!
Все взгляды обратились ко входу в погреб: порог только что переступил Эварист Галуа. Валантену показалось, что за ним мелькнуло лицо Этьена Араго.
– Кто говорит об убийстве? – рявкнул Грисселанж. – Это ты, Галуа? В наши ряды проник шпик, чтобы всех сдать в руки полиции. Общество только что вынесло ему приговор, который не подлежит пересмотру. Этот человек заслуживает кары как предатель.
Математик сделал несколько шагов вперед, чтобы встать рядом с Валантеном. Вместо ответа адвокату он обратился к остальным членам общества, окинув их взглядом:
– Я заявляю, что его казнь противоречит нашим идеалам! Вы разве не понимаете, братья, что, хладнокровно убив безоружного человека, мы опустимся на уровень тех, с кем сами ведем борьбу? Мы сражаемся против произвола, мы хотим равенства и справедливости для всех в нашей стране. Можно ли достичь этой цели, совершая преступления?
– Казнь предателя – не преступление! – возразил Грисселанж.
– Предать – значит нарушить слово, данное соратникам. А насколько я понял, этот человек – простой инспектор полиции. Он выполняет приказы, полученные от вышестоящих. Поэтому повторяю: убить его сейчас, когда он в нашей власти, – преступление.
Республиканцы, похоже, начали колебаться под напором силы убеждения, звучавшей в словах юноши. Те самые студенты, которые только что были враждебнее других настроены к пленнику, закивали в знак одобрения речей их товарища.
Фове-Дюмениль, уловив перемену в настроениях, поспешил на это отреагировать, пока ситуация не вышла из-под его контроля:
– Мы тебя услышали, Галуа. Но что ты предлагаешь? Очевидно же, что, если мы отпустим этого человека, он сдаст всех нас с потрохами, полиция вычислит каждого и арестует. Власти будут счастливы обезглавить наше движение.
– Я всего лишь хочу сказать (математик развел руками, давая понять, что у него нет ответа на поставленный вопрос), что бесчестно пролитая кровь запятнает честь всякого, кто здесь присутствует, и
В полумраке прозвучали несколько возгласов в его поддержку. Председатель жестом призвал всех соблюдать тишину. На его лице с тонкими усиками заиграла жестокая улыбка.
– Если я правильно понял, – сказал он, – вас не устраивает казнь. В таком случае я могу предложить другое решение. Солгав о том, что он разделяет наши идеалы, этот человек нанес всем нам серьезное оскорбление, и мы должны призвать его к ответу. Если он даст слово чести, что сохранит в тайне все увиденное и услышанное здесь, я готов сегодня отпустить его на свободу. Но завтра на рассвете назначаю ему встречу в чистом поле.
– Это означает дуэль? – нахмурился Галуа.
– Совершенно верно! – кивнул Фове-Дюмениль. – Вот что я предлагаю: чтобы внезапное исчезновение этого полицейского не всполошило его коллег, мы позволим ему уйти при условии, что он не донесет о нас своему начальству. Ты, Галуа, обязуешься глаз с него не спускать до завтрашнего утра, чтобы удостовериться, что он не нарушит слово. И ты же привезешь его завтра на место дуэли и будешь секундантом. Таким образом, никто из нас не совершит преступления! Твой протеже получит то же оружие, каким воспользуюсь я, и наши разногласия будут улажены по законам чести. Вас это устраивает? – взглянул он на инспектора.
Эварист Галуа наклонился к Валантену и шепнул ему на ухо:
– Соглашайтесь. Это ваш единственный шанс выйти отсюда живым.
Глава 14. Смертельные зеркала
Через несколько минут Валантен, свободный как птица, шагал по парижской мостовой бок о бок со своим спасителем, вдыхая полной грудью студеный утренний воздух и все еще не веря, что ему чудесным образом удалось вырваться невредимым из страшного погреба.
– Как мне вас отблагодарить? – повернулся он к Эваристу Галуа. – Без вашего вмешательства я был бы уже мертв.
– Боюсь, я всего лишь выиграл для вас недолгую отсрочку, – вздохнул юноша. – Фове-Дюмениль – великолепный стрелок. Без сомнения, один из лучших в Париже. Честно скажу вам, он еще не проиграл ни одной дуэли.
Но Валантен был пока что слишком рад сегодняшнему спасению от неминуемой гибели, чтобы всерьез начать беспокоиться о завтрашнем дне. В ответ на предупреждение Галуа он лишь благодарно улыбнулся:
– Полагаю, о моем отчаянном положении вас предупредил не кто иной, как Этьен Араго. Однако не могу взять в толк, почему вы так самоотверженно бросились мне на помощь.
Молодой математик пожал плечами:
– Вы же не думаете, что я настолько наивен, чтобы безоговорочно поверить человеку, который ни с того ни с сего подошел ко мне на улице и представился другом покойного Люсьена Доверня? Люсьен не только ничего не рассказывал мне о вас – он даже имени вашего не упомянул ни разу. А уж когда позднее я обнаружил пропажу тайного пропуска с паролем «без короля», подозрений у меня прибавилось. Вы сказали, что мы встречались в Академии наук, и я порылся в архивах этого почтенного заведения на предмет записей о вас.