Бюро темных дел
Шрифт:
Но Господь меня не услышал.
На следующий день, сразу после полудня, с пунктуальностью верного друга мамзель Луиза показалась в поле моего зрения. Она выскользнула из тени по тонкой дорожке, прочерченной солнечным лучом, пробившимся сквозь плохо состыкованные доски, которыми было заколочено подвальное оконце. Я бы разрыдался, будь это в моих силах. На расстоянии метра от клетки землеройка вдруг резко остановилась. Ее длинные усики зашевелились, она вскинула острую мордочку, вдыхая восхитительный аромат сыра, витавший в душном воздухе погреба.
Я вытянул руку между стальными прутьями, замахал ей, закричал изо всех сил, чтобы ее напугать. Мамзель Луиза в ответ лишь покосилась на меня и принялась умывать мордочку лапкой – в точности как в тот день, когда я впервые ее увидел. Затем она спокойно продолжила путь к ближайшей мышеловке. Я зажмурился. Раздался глухой хлопок. Когда я снова
Мои крики, должно быть, всполошили Викария, потому что Он не замедлил явиться в погреб. При виде несчастной землеройки, пойманной в ловушку, его губы скривились в гнусной усмешке. Он присел на корточки рядом с ней и очень осторожно, чтобы не дать ей ускользнуть во второй раз, освободил мамзель Луизу из-под железного рычага, а затем выпрямился, триумфально держа ее за хвост.
– «И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я Господь, когда совершу над ними Мое мщение» [48] .
48
Иез. 25:17.
– Пощадите! – взмолился я. – Пожалуйста, не губите ее! Я сделаю все, что вы пожелаете, только не убивайте ее!
Он повернулся ко мне. В глазах его я увидел коварный блеск.
– Все, что я пожелаю? Правда? А если я поймаю тебя на слове, мой мальчик? – Не выпуская из рук добычу, Он подошел к клетке, отпер замок и размотал цепь, удерживавшую решетчатую дверцу. – Вылезай оттуда. Живо!
Я протиснулся наружу через узкое отверстие со всей поспешностью. Ребра у меня еще болели от побоев, но если оставался хоть один мизерный шанс спасти мамзель Луизу, я не мог упустить его, замешкавшись.
– Раз уж ты меня так вежливо просишь, – продолжил Викарий тихим сиплым голосом, отчего речь Его была похожа на череду хрипов, – я не стану убивать это животное. Однако ты должен четко понимать, что мелкие грызуны служат переносчиками всякого рода недугов. Нельзя позволить им шнырять по дому, это весьма опасно. Потому к ней следует применить самую суровую меру.
– Нет, умоляю, не убивайте ее! – взвыл я, не отрывая взгляда от землеройки, безвольно висевшей вниз головой у него в кулаке.
– Ты оглох, мой мальчик? Я же сказал, что не стану этого делать. Пальцем ее не трону. – И снова на Его губах появилась та коварная усмешка. – Нет-нет, ты сам этим займешься!
Он положил мамзель Луизу на земляной пол и отпустил ее хвост, лишь когда удостоверился, что у бедняжки больше нет сил на то, чтобы убежать.
– Раздави ее, – сухо произнес Он, выпрямившись.
Я подумал, что неправильно расслышал, и затряс головой, всхлипывая:
– Нет! Только не это! Она всего лишь безобидная землеройка!
– Повторяю в последний раз. Раздави ее, мой мальчик. Немедленно!
Взгляд Его прищуренных глаз все сильнее мрачнел. Лицо казалось пасмурным, как предгрозовое небо. И в каком-то пугающем озарении мне вдруг открылось, что все, чему я подвергался доселе, – ничто по сравнению с тем, что Он сделает со мной, если я Ему не подчинюсь.
И я подчинился.
Я прекрасно понимал, какую жестокую рану тем самым нанесу самому себе. Отныне долгими одинокими ночами мне до скончания времен будет сниться в кошмарах тот чудовищный хруст, с которым ломаются крошечные косточки мамзель Луизы, расплющенные моей ногой.
Но я это сделал.
Потому что мне нужно было выиграть время, набраться сил и сноровки, чтобы в один прекрасный день пришел Его черед просить пощады у меня. Чтобы Он оказался в моей власти.
Мне нужно было выжить.
Глава 22. Логово Зла
С наступлением сумерек в проулке стремительно сгустились тени, однако скрюченный домишко в конце невымощенного прохода все еще отлично можно было разглядеть.
Валантен не отводил от него глаз уже почти три часа. С обветшалого фасада в разных местах кусками пообвалилась штукатурка, и в прорехах видны были деревянные перекрытия. На первом этаже когда-то находилась мастерская сапожника, но сейчас и вход, и витрина были забиты досками. Два верхних этажа, отведенные под жилые помещения, явно пустовали. Оконные рамы с несколькими перекрестьями насквозь прогнили, многие стекла были разбиты. За этим бараком наверняка находился
Именно для того, чтобы хорошенько осмотреться на местности, он и явился тайком в квартал Сен-Мерри под вечер. Для пущей надежности молодой человек позаботился сменить элегантное платье на обычную одежду простого работяги: бесформенные штаны, рубаха, подпоясанная широким ремнем, и картуз, заломленный на ухо. В результате он получил возможность расхаживать по грязным улочкам, ничем не выделяясь среди обитателей этого замызганного квартала – одного из самых бедных и старых в Париже. Здесь в нездоровой тесноте жили все те, кого суровые времена выбросили на обочину общества. Экономические трудности лишь усугублялись уже два года, а после Июльской революции их число преумножилось. Несмотря на учрежденные в конце лета муниципальные мастерские вспомоществования [49] , множество работников мануфактур остались на улице без надежды на заработок. А у простых ремесленников и сотрудников небольших частных мастерских доходы таяли, как снег на солнце: они не выдерживали конкуренции с быстро распространявшимся фабричным производством. Ставки портних и белошвеек за несколько лет сократились в два с лишним раза. Многие вкалывали по двенадцать-тринадцать часов в сутки и не могли на заработанные деньги ни семью прокормить, ни снять более или менее приличное жилье. Как раз такие бедолаги, неимущие, отверженные новым режимом, и населяли грязные домишки этого средневекового уголка Парижа.
49
Эти «мастерские», предназначенные в основном для земляных работ, имели целью борьбу с безработицей и активно пропагандировались Одилоном Барро, префектом Сены, однако показали себя неэффективными: с их помощью было создано не более трех тысяч рабочих мест. – Примеч. авт.
Валантен, шагая по лабиринту извилистых закоулков квартала Сен-Мерри, поначалу удивлялся, что встречает так мало прохожих. Обычно здесь можно было увидеть столпотворение в любое время дня: безработные бродили в поисках пропитания, пьяницы дремали в подворотнях, калеки – истинные и мнимые – просили милостыню, уличные девки завлекали клиентов, стайки беспризорников озорничали, предоставленные самим себе… Инспектор не сразу сообразил, что была суббота, а значит, все, кто еще мог себе это позволить, рванули в палисадники на окраине деревеньки Бельвиль, в знаменитое местечко Ла-Куртий у городской стены Фермье-Женеро – Откупщиков. Тамошние места славились кабаками, где можно было поесть, поплясать и хорошенько напиться за сущие гроши. Популярностью пользовались «Белочки» знаменитого в те годы бельвильского кабатчика Денуайе, «Дамские угодники», «Пир горой» Дормуа… Все эти заведения, вынесенные за черту города, были свободны от пошлин, и дешевое вино текло там рекой: за десять су продавали литр такого пойла и эфемерное забвение в придачу. Городская беднота охотно соседствовала за столиками с пьянствовавшими в увольнении солдатами и буржуа из среднего класса, которых посетила блажь опуститься на самое дно. Гулянки шумели всю субботнюю ночь и продолжались утром воскресенья. Зачастую целые семьи работяг, одуревшие от каторжного труда, просаживали там почти все, что сумели заработать за неделю. А некоторые доходили до того, что закупались у аптекарей «снотворным» – загадочным зельем, погружавшим в сон тех, кто его выпьет, – опаивали родных детей, чтобы те проспали все выходные, а сами отправлялись кутить, ни о чем не заботясь [50] .
50
Доподлинный исторический анекдот. – Примеч. авт.