Бывшая для мажора. Она не уйдет
Шрифт:
Я прижала руку к животу… и из моих глаз хлынул новый поток слез.
Десять или одиннадцать недель - вот возраст моего малыша. Аборты разрешены только до двенадцатой недели. У меня была последняя возможность привести мою жизнь в порядок.
Я забеременела в мае. Это его ребенок, я знала. Малыш Давида Третьякова…
– Ника Ларина, пройдите в кабинет 210, - обратилась ко мне администратор.
Встав с дивана, я двинулась, было, по направлению к нужной двери… но затем повернулась и выбежала к коридор. Побежала по лестнице, так быстро, словно за мной гнались,
Выбежав на улицу, наконец, остановилась. Подняла голову к небу, задержала взгляд на облаках, быстро плывущих куда-то за горизонт, на тополиных пушинках, взметающихся вверх от каждого порыва ветра. Впустила в легкие теплый воздух, пронизанный запахом раскаленного бетона.
Во что бы то ни стало… я справлюсь со всем, что может принести мне судьба! Справлюсь… Я обязательно справлюсь!..
Ради самой себя… и ради малыша, которого ношу под сердцем.
Ради ребенка человека, которого, вопреки всему, я продолжала любить.
***
Наши дни
Родители Альдо, наконец, вернулись обратно в свое имение на побережье (слава Богу!). Я начала готовить дом к приезду сына - последний месяц лета он гостил в России у бабушки, моей мамы. Мне не терпелось похвастаться перед ней моим огромным домом практически в центре Рима. И конечно же, не терпелось обнять Пашу, моего зайчика, с которым я уже не виделась не пойми сколько времени.
Давид Третьяков больше ко мне не подходил - не врывался в дом, не выслеживал в универе. Я надеялась, что мои слова о том, что я избавилась от его ребенка, навсегда отбили у него желание преследовать меня… но все равно продолжала бояться.
Бояться его мести. Бояться появления тех гадких снимков в каком-нибудь дешевом журнале или блоге о жизни богатых и знаменитых. Мне казалось, что эта тишина не сулила мне ничего хорошего. Словно это было затишье перед бурей, которая вот-вот должна была разразиться.
Я не знала, что буду делать, если он выполнит свою угрозу. В моей голове вертелись сценарии моего возможного будущего. Вот Альдо открывает какой-нибудь пост, ссылку на который ему присылает один из его великосветских друзей… и видит свою жену в объятиях другого. Не дает мне ничего объяснить, не верит словам, требует развода. И я снова становлюсь матерью-одиночкой, которой была все это время…
Конечно, такой сценарий был маловероятен. Альдо по-настоящему любит меня, к тому же разводы в Италии даже в самых простых случаях затягивались на годы. Не говоря уже о том, что мы венчались в церкви, и истые католики Ринальди скорее предпочли бы забыть об этом скандале, чем устраивать новый, с разводом в их семье.
И все же матерью-одиночкой мне снова становиться совсем не хотелось.
Все эти годы я много работала, строила карьеру и почти не видела сына. Уходила из дома, пока он спал, приходила, когда он ложился спать, едва успевая или даже не успевая спеть ему колыбельную перед сном. Пропустила его первые шаги и первые слова. Звонила домой в перерывах между съемками и показами, просила няню подержать трубку рядом с его ухом, просто чтобы
Я вздохнула.
Все это время я чувствовала, как разбалансирована моя жизнь. Чудовищно разбалансирована. Мне хотелось, чтобы в сутках было больше часов, или чтобы я могла работать вполовину меньше. Очень хотелось… чтобы рядом со мной был любимый человек, который поддержит меня в случае чего, станет мне опорой.
И вот, встретив Альдо, я обрела такую опору… правда одновременно лишилась карьеры, в которую вложила столько усилий.
Но жизнь не бывает идеальной - да и не должна быть, наверное. Что-то всегда идет не так, как хочется. Чем-то действительно приходится жертвовать, это неизбежно. Успехами в работе или временем с детьми. Любовью или стабильностью.
Мне снова вспомнилось, как я пришла в клинику делать аборт. Я пообещала себе в тот день, что справлюсь. Во что бы то ни стало справлюсь со всем, что может принести мне судьба!
С трудом и не сразу, но у меня действительно все получилось. И я поняла, что иногда нужно просто поверить в свои силы. Только взяться всерьез за какое-то дело, подойти к нему с умом. Поверить в себя, закрыв глаза на страхи и сомнения - ведь не так страшен черт, как его малюют. Именно сомнения, неуверенность в завтрашнем дне мучают сильнее всего. Мешают сильнее всего, особенно нам, юным и неприкаянным.
С растяжками мне помогло миндальное масло, которое я втирала в кожу все время беременности. Пока носила малыша, я соблюдала здоровую диету и после родов сумела в рекордные сроки вернуть прежний вес и даже плоский живот - спасибо моей любимой йоге. С карьерой мне снова помог Игорь Третьяков, с которым мы остались в прекрасных отношениях после расставания, как я уже говорила. Так я вернулась к работе, смогла добиться успеха даже после большого перерыва.
Трудности закалили меня, сделали намного сильнее.
Но Давид сумел подорвать основы моего спокойствия, перевернуть мой мир вверх тормашками… заставить меня позабыть о чувствах к мужу. И что он мог сделать дальше? Об этом я по-прежнему думала постоянно, когда вставала по утрам, шла в универ, занималась повседневными делами, ложилась спать и когда просматривала журналы желтой прессы.
О том, что снова увидела его, я жалела каждую секунду каждого дня с нашей новой встречи.
***
– А это не чересчур?
– спросил Альдо, глядя, как я запихиваю исполинского плюшевого медведя в салон «Ламборджини Урус», его внедорожника.
– Ему понравится! Я в детстве безумно хотела гигантскую куклу, - кое-как пристроила игрушку на заднем сидении и даже пристегнула ремнем для надежности.
– Попросила у деда Мороза на Новый год (он что-то вроде русского Санта-Клауса), а он положил мне под елку куклу обычного размера. И я решила, что недостаточно хорошо себя вела в том году!
– Точно не хочешь, чтобы я поехал с тобой?
– Ты не поместишься!
– я засмеялась.
– Ну, теперь уже точно не помещусь. Ладно, Ника. Тогда поеду в клуб. Вернусь вечером, и мы отпразднуем приезд твоей мамы в ресторане, как планировали.