Бывшая для мажора. Она не уйдет
Шрифт:
Если это ничтожество, это насекомое, этот плебей надеется, что я отдам ему Нику…
Не отдам. Эту женщину. Свою женщину. Никому. Я никому ее не отдам!..
Глава 14. Паутина лжи
Ника
Следующие две недели показались мне вечностью. На моей душе было тяжело и гадко. То чувство, будто я сама во всем виновата, ощущение, словно со всех сторон меня оплело какой-то липкой паутиной лжи и обмана, из которой мне уже не выбраться, так и не прошло, а наоборот,
Нет, Третьяков пока так и не выполнил своей угрозы. Мы с ним вообще не разговаривали и не виделись с того дня, когда он назвал меня лживой бессовестной потаскухой. Я могла только догадываться о том, что сейчас происходило на его душе.
Но мне было плохо и гадко не только потому, что я боялась, что вся правда скоро выплывет наружу. Мне просто… было плохо.
Мои чувства к Альдо так и не вернулись - наоборот, с каждым днем от них словно оставалось все меньше и меньше. Его сдержанность раздражала. Холодная рассудительность внушала отторжение. Бесконечные разговоры о его коллекциях, о ненаглядной яхте «Адриана», которую он назвал в честь своей мамочки, о людях, до которых мне не было никакого дела, вызывали настоящую тоску.
Но он не изменился. Он всегда был именно таким. Так что же изменилось?
Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Я не хотела думать о будущем. Едва могла терпеть настоящее. Сожалела о прошлом, хоть говорила себе, что мне не о чем жалеть. Говорила, что мы с Третьяковым все равно расстались бы, даже если бы в тот день я не поступила так, как поступила.
Мы оба сделали то, что невозможно простить, нам не построить настоящих взрослых отношений - мне было это ясно как день. Почему же… почему же мне было так больно думать о словах, которые мы говорили друг другу в каждую из наших последних встреч?
Постепенно и незаметно роскошный дом в центре Рима превратился для меня в золоченую клетку. И все же я продолжала играть роль счастливой жены - но мне казалось, у меня получалось не слишком убедительно. Я ждала, когда ко мне снова придет то спокойное теплое чувство, но оно никак не возвращалось.
После института я возилась с малышом, гуляла с ним, вместе с няней и своей мамой водила его в прекрасный пышный парк, разбитый возле виллы Ада, находившийся в нескольких кварталах от нашего дома. По вечерам садилась за уроки. Если их не хватало, усиленно занималась языками - и все, чтобы как можно меньше времени проводить с Альдо.
– Звездочка, поздно уже. Ложись спать!
– Мне нужно дописать эссе. Не жди меня, - изобразила улыбку на лице, надеясь, что он не догадается, почему я не хочу возвращаться в нашу постель.
Муж постоял полминуты в дверях кабинета, а потом развернулся и вышел из комнаты.
Нет, Давид пока так ничего мне не сделал, хоть говорил, что совсем скоро у меня вообще ничего не останется.
Так ничего и не сделал…
И все равно от моей прежней жизни уже мало что
***
– Слушайся няню и Альдо, - поцеловала малыша в щечку.
– А где бабушка Соня?
– Бабушка уехала домой, в Россию. Не переживай, на Новый год снова ее увидишь! Мы с тобой поедем в Москву. Будем строить снеговиков и играть в снежки!
Моя мама пробыла в Италии достаточно времени, чтобы убедиться, что ее пророчества так и не сбылись, и я добилась всего, чего хотела, хоть никогда и не слушала ее советов.
Всю жизнь мы ссорились по любому мало-мальски важному поводу. Даже в день моей свадьбы она продолжала предостерегать меня, говорить, что браки между иностранцами не бывают крепкими, и Альдо никогда по-настоящему не полюбит Пашу.
А мне, по ее мнению, давно нужно было выйти за Игоря, раз уж он мне это предложил - об этом она говорила мне постоянно, с того момента, как узнала о моей беременности, и мне хватило идиотизма рассказать ей о предложении Третьякова-старшего. Мои слова о том, что я его не люблю и не хочу за него замуж, она раз за разом пропускала мимо ушей.
Зато теперь, кажется, убедилась, что у меня все в порядке (даром, что в последнее время это было одной видимостью). Особенно ее впечатлила экскурсия по моему университету, которую я ей устроила.
– А ты вернешься?
– спросил сын в нешуточном детском беспокойстве.
– Конечно, вернусь, зайчик! Схожу на лекции и сразу вернусь.
– Обещай, что вернешься!
– Обещаю, - поцеловала его в другую щечку и передала няне, Мартине Руголо, полной матроне, медсестре по образованию, которая работала у меня уже второй год.
– Если пойдете гулять, никого к нему не подпускай. Никого незнакомого, даже близко не подпускай! Не отходи от него!
– напутствовала, в первую очередь думая о Третьякове.
– Не волнуйтесь! Будет под присмотром.
– На завтрак он ел овсянку и яйца. На обед паста с морепродуктами.
– Хорошо.
– В час уложи на дневной сон.
– Я все это помню, синьора, не беспокойтесь.
Я подавила вздох. Ладно, хочется или не хочется, а попрощаться придется и придется доверить его няне.
Накинув легкое пальто, взяв изящный портфель с учебниками, направилась к двери. И тут меня нагнал муж. С настойчивостью поцеловав в губы, он обнял меня за талию.
– Когда придешь, может, сходим куда-нибудь только вдвоем? Мы давно не устраивали настоящих свиданий, stellina, - погладил мое лицо.
– Посмотрим, - натянуто улыбнулась, с трудом терпя его прикосновения.
– Я хотела позаниматься с Пашей. Мартина такие хорошие книжки ему купила!
– Можем сходить куда-нибудь втроем, ты, я и Паша. В лунапарк, например.
– Посмотрим, - повторила я.
Его лицо словно застыло… или мне так показалось? Мне, и правда, казалось, Альдо понимал, что теряет меня.