Бывшая принцесса
Шрифт:
— Боже мой, что он с тобой сделал? Кем ты стала?
Ричард подходит ближе, сжимает мое лицо в ладонях. Я удивлена его жесту.
— Я знаю, что ты бываешь другой.
Родной запах, голос, рост, мягкие руки.
— Если мы разойдемся, то точно останемся одни, несмотря на увеличения…обоих. — говорит он.
Ричард тоже мне изменял. Я догадывалась. Но это не имеет значения, пока мы действительно подходили друг другу.
По словам Диккенса я понимаю, к чему он клонит.
— Я оставлю своего ребенка.
Не нужно знать, что это двойняшки. На
— Ты связалась с мафией, Квин…вошла в другую семью.
Он всегда говорил, что есть только мы, и это было так.
— У меня новая семья, но не они.
— Что ты задумала?
— Я не смогу остаться надолго. Сделай мне последнее одолжение.
— Твою мать, Квин. — он трет лицо руками.
— Что бы ни говорил мой дед или другие, не ищи меня.
— Это не то решение, которое приняла бы моя Квин.
— Я не твоя с момента, как назвалась миссис Громов.
***
КВИН
Когда приземляюсь в Ирландии, то снова засыпаю одна, обнимая подушку руками и ногами. Горло разрывает от рыданий, но я пообещала себе, что буду держаться. Они рассчитывают на меня.
Снова беру телефон, чтобы найти фотографию Николая или посмотреть статьи об Атлантик-Сити, но тут же отбрасываю на пол, где устройство тонет в мягком ковре.
Мне стоит начать вставать пораньше, но я слишком часто без сил, пусть и пытаюсь это не показывать. Так что только в одиннадцать, одевшись потеплее, выхожу на стрельбище. Оно выглядит жалким, любительским в сравнении с тренировочной конструкцией на Острове Грома.
Я не надеваю очки или наушники, крепко держу оружие. В голове два воспоминания: подстреленный итальянец, целящийся в Павла; уроки стрельбы от бывшего мужа. Он отличный учитель, поэтому мне остается только оттачивать навыки.
Я встаю напротив первой мишени в двадцати метрах или около того, представляя одного из плененных албанцев. Из-за них я неделю не могла нормально одеваться и принимать душ. К тому же…вспоминаю состояние Николая, его сухие губы, обожженное лицо. Делаю несколько выстрелов. Средне. В районе шести-пяти. Вторая мишень, руки уже чуть дрожат после первых оглушительных залпов. Я вижу не круг, а того, кто хочет навредить мне, а следовательно и моим детям, о существовании которых еще две недели назад я не подразумевала. Еще несколько хладнокровных выстрелов: семь. Терпимо. Следующую…я особо не прицеливаюсь, пусть и вспоминаю наставления:
— Планка — мушка — мишень. Последняя должна расплываться. — Николай подходит со спины, касается губами моего уха — Наверное, так проще стрелять в людей, когда горизонт затуманен.
— Ты последний человек, которому позволено предполагать гуманизм. — фыркаю, уверенная, что возьму в руки оружие только для защиты.
В принципе так и вышло. Я убила осознанно только пару дней назад и чувствую по этому поводу ровно ни-че-го. Это был албанец, посмевший начать говорить о пытках
И все же я напрягаю руку настолько, что рана пульсирует, спускаю курок. Единожды. Неровная десятка. Последняя мишень — я сама, пустившая сваю жизнь кувырском. Я бы феноменально попала сама себе между глаз, если бы у меня не было навязчивой мысли и цели.
Дрожащими руками достаю телефон и открываю приложение через теневой сервер. Я запустила четырехступенчатый механизм по обмыванию собственных денег четыре часа назад. Серьезно? Двадцать два миллиона? Нужно увеличить эффективность на…двадцать один и семь десятых процента, если верно посчитала в уме. Панама, Каймановы острова, Сингапур и Франция. Когда моешь деньги мафиози — спускаешь рукава, но за своими нужен глаз да глаз. Мне нужно минимум шестьсот миллионов к середине следующего месяца, чтобы я могла без лишних мыслей уехать в Гонконг.
У меня полно дел.
Об этом напоминает и состояние Соудж-холла, тотальная подготовка к приему, на котором будет тридцать девять человек. Мне нужно засесть за изучение личностей.
Проверенная организатор скачет по дому с гарнитуром и рацией. У нее осталось не более тридцати пяти часов на то, чтобы создать идеал, а для этого…придется все нахрен переделать.
— Мисс МакГрат. — улыбается блондинка.
Я снимаю перчатки, в которых была на улице, бросаю на нее взгляд. Женщина тут же становится бледнее этих убогих драпировок.
— Скажи, я похожа на человека, который считает, что слоновая кость и орхидеи отлично подойдут для консервативного вечера?
— Не думаю, мисс…
— Правильно. — бросаю брезгливый взгляд на открытый зал — Потому что у меня есть вкус. Я хочу алые шипастые розы. Не бархатные, не, упаси тебя Бог, французские. Если сомневаешься в палитре, пусти себе кровь и найди цветы в оттенок. Свежайшие, но чтобы не задохнулись от аромата. — изгибаю бровь — Ты подашь признаки жизни или тебе поискать место в миле от семейного кладбища?
— Да, мисс МакГрат. Все будет сделано…
— Красный, черный и белоснежный, не стесняйся, если получится ближе к поминкам, чем деловому вечеру.
Поднимаясь на свой этаж, зарываюсь пальцами в волосы. Я скучаю по идиотским розам, по приказам, людям, свежему воздуху, открытым галереям. Слышала, Остров и дом восстановлены. Интересно, многое ли изменилось? И что стало бы…не будь нападения итальянцев? Я профессионал в причинно-следственных связях, расчетах, но сейчас не могу даже представить это, слишком больно, слишком сожалею. Через мелкие закрытые счета я отправила деньги некоторым членам острова — в заведение, где приглядывают за больной матерью Валентина, без уведомления пополнила скудный образовательный фонд его братьев. Наташе подарок на день рождения не починив, а заменив ее машину на такую же, но новую. Ей слишком нравится эта модель. Я вспоминаю такие мелочи почти каждый день, и хоть какое-то замаливание грехов — лучший час в сутках.