Бывшие. Первая жена
Шрифт:
Что-то идет не по плану… Затем связывается со своими — координирует обмен, как сделку проводит дистанционно.
Минут через пятнадцать садится в машину. Обмен завершен.
— Вперед! — велит охраннику за рулем.
Машины стартуют от обочины. Окольными путями мы гоним в город.
— Как Герман?
Ян мрачный и злой, как туча.
— Плохо. Везут в госпиталь.
— Что с ним?
Ян отшвыривает телефон.
— Нам вернули практически труп! Он был без сознания, раненый! Сердце не выдерживало, повезет, если довезут
— Мне жаль, — бормочу я.
Ян закрывает лицо ладонями.
Раньше я не видела, чтобы он так переживал. За Злату — точно нет. Может, за меня, когда Роман похитил? Вероятно, мы с Германом оказались единственными близкими ему людьми, надо же, какая ирония.
— Формально обмен состоялся. Северного пришлось отдать. Германа живым держали до самого обмена и перед этим ударили ножом! Мне вернули почти труп, ненавижу эту сволочь! Ненавижу!
Он орет почти так же, как я когда-то орала на него.
Но я подозревала, что так закончится. Напоследок Яну сделают подлость. Бесится, потому что ничего не может сделать. Они знали, что Ян пойдет на обмен в любом случае, даже если Герман умрет в процессе.
— Может, все обойдется, — говорю я. — Вертолет хорошо оборудован, его могут спасти.
— Я даже не знаю, что он рассказал на допросах. На нем были следы пыток.
Вздыхаю.
Что я еще могу сделать?
— Будем исходить из того, — решает Ян. — Что Герман рассказал все, что ему известно. Меняем все, всю систему безопасности…
У него осунувшееся лицо: задача не из простых.
Герман ничего не знал о том, что моего сына Ян велел спрятать. Не знал, кто это был и куда его увезли.
Ребенок в безопасности.
С остальным Ян справится.
К городу подъезжаем после полудня. Небольшой, не узнаю его: мы здесь случайные гости. Наши машины въезжают на территорию аэропорта друг за другом и двигаются по летному полю до неожиданно неплохого джета, который в маленьком аэропорту смотрится, как дорогой арабский скакун на сельских соревнованиях.
В окружении охраны поднимаемся по трапу с Яном.
Самолет частный, похож на тот, на котором мы летели с Северным.
— Костюм привезли? — бросает Ян стюардессе.
— Да, господин Горский!
Она притаскивает костюм на плечиках в чехле.
— Приведи себя в порядок перед взлетом, — просит он. — Летим в столицу.
О, боже… Он серьезно?
Ян удаляется в туалет, а возвращается с иголочки. Костюм, свежая сорочка, запах парфюма… Даже выбрит чисто и волосы уложены. Если бы не повязка на руке, никто бы не сказал, что последние сутки он провел в лесу, мучаясь от боли. Даже выражение лица становится таким же отстраненным и холодным.
— Да ну ты гонишь, — бормочу я, когда стюардесса притаскивает одежду в чехле мне.
Душа нет, зато раковина и влажные салфетки к моим услугам. Я бы и голову успела вымыть, но скоро взлетаем. Заплетаю волосы в косу. В чехле оказывается деловое платье, в пакетике
Сажусь напротив Горского.
Осталось немного и буду в столице. Даже не верится после всего, что со мной произошло. Как будто целая жизнь в лесу прошла. Смотрю на забинтованную руку Яна и не могу отвести взгляд от места, где был палец. С безразличным видом бывший смакует коньяк.
— Извини, можно вопрос? Твой палец нашли?
Вспоминаю, как лезвием он отшвыривает отрубленную плоть и начинает мутить. Но я должна спросить.
— Нет. Документов на фирму и пальца у Северного не было.
— Они добились своего. Что теперь, Ян? Что будем делать?
Вопрос — крик души.
Я через столько прошла за уикэнд, он потерял фирму и палец, а мы ни на йоту не приблизились к разгадкам. Только хуже стало.
Но Горский не выглядит расстроенным.
— Мы практически побили карты друг друга. У них был Герман, что-то могли выбить. Пока он не пришел в сознание, я не знаю, что. Но у нас был Северный. И я сохранил документы фирмы Корнилова, архивы, всю информацию, что удалось найти. Северному подсадили маячок, о котором он не знает. Я вычислю его, Вера.
— А отпечаток? Ты не боишься?
— Я три года не использую отпечатки для доступа, — он подзывает стюардессу. — Налейте моей спутнице коньяка. Тебе нужно расслабиться, Олененок.
Со скованной улыбкой принимаю бокал и залпом осушаю.
Стало ли мне легче?
Нет.
Но я сумела отвлечься перед взлетом на обжигающее ощущение в желудке.
Мы прилетаем к вечеру.
Пока одно, другое уже семь — после прерывистого сна в машине и самолете мне так хреново, что я ничего не соображаю, а коньяк меня добил.
Ян выходит из самолета как ни в чем не бывало. Раненую руку прячет в кармане брюк. Нас встречает штатный водитель. Скорее всего, кроме тех, кто был с нами, никто не знает, где он был и что делал. Никто не заметит, что что-то не так. Соврет, что с бывшей женой кувыркался где-нибудь на островах.
— Едем ко мне, — заявляет он, сажая меня в машину.
Сначала хочу возразить, а потом думаю: и куда мне? На съемную квартиру, откуда похитят? В гостиницу? Сейчас самое безопасное для меня место в городе — дом-тюрьма, откуда не выйти, пока Горский не разрешит.
Я не была здесь так долго и оставила такие плохие воспоминания, что уже в холле они обрушивается, как лавина. Не думала, что вернусь… Помню черное отчаяние, которое носила вместе с ребенком… Эти чувства дом впитал.
Ян, не обращая внимания, как дико озираюсь в холле, идет к лестнице на второй этаж.
— Будь как дома, — бросает, на ходу расстегивая пиджак, он всегда был черствым.
Поднимаюсь следом.
Кажется, научилась по спине читать: он устал. Я тоже. Опасность миновала. Просыпаются простые человеческие желания: поесть, принять душ, выспаться.