Бывшие. Соври, что любишь

Черничная Даша

Мои нервы заканчиваются под гогот и неумелое пение, и я решаю ретироваться на кухню и найти хозяйку. По-хорошему, надо валить отсюда. Хватит, нагулялась. Попрощаюсь и уйду домой. Конечно, было бы здорово вызвать такси, но его тут не дождешься ночью, а моя машина осталась дома, так как я планировала выпивать. Но ничего, пройдусь.

Юлю нахожу на кухне моющей посуду.

— Юль… — зову ее с порога.

— Ой, Улька, как хорошо, что ты заглянула. Можешь принести из сарая огурцы соленые? А то мужики

смели все, я не ожидала.

— Да, конечно, — принесу ей банку, попрощаюсь и уйду.

Больше мне тут делать нечего. На брачные игры бегемотов я насмотрелась вдоволь.

Участок Котовых я помню — провела тут много времени в подростковом возрасте. Глобально тут ничего не поменялось, так что иду к четко намеченной цели, периодически спотыкаясь о неровности тротуарной плитки. В сарае включаю свет, который тут же тускло освещает пространство, и осматриваюсь, ища, где хранятся закрутки.

Почти ничего не вижу, света откровенно не хватает, чтобы осветить всю площадь сарая.

Когда открывается, а затем с шумом захлопывается дверь, я дергаюсь и выпрямляюсь, пытаясь присмотреться к человеку, который зашел внутрь.

— Кто тут? — спрашиваю дрожащим голосом, потому что вижу, что это крупная, явно мужская фигура.

Глава 27

Ульяна

— Привет, Уль, — звучит усталое, а я, расслабившись, выдыхаю.

Хорошо, что это Максим, а не какой-нибудь пьяный друг Влада.

— Как у тебя получилось сбежать от них? — намекаю на дам, которые весь вечер вертелись вокруг моего бывшего.

— Не без труда, — тихо посмеивается Никонов.

— Понятно. Сюда зачем пришел? — переминаюсь с ноги на ногу.

— Поговорить хотел.

Закатываю глаза и отворачиваюсь, снова возвращаясь к поиску солений, но огурцы все никак не находятся.

— Не о чем нам с тобой разговаривать, Максим, — произношу это совершенно спокойно, без каких-либо намеков на скандал.

Слышу шорох и вижу, что Никонов подходит ближе.

— Есть, Ульяна, — настаивает на своем.

— О чем? О том, как ты наплел мне с три короба, навешал лапши на уши, а сам уехал из страны на двенадцать лет? К другой?

— А говоришь, не о чем. — Никто из нас не усмехается, разговор серьезный.

Но я устала за сегодняшний день. Мне не хочется ворошить прошлое. Пустое все это.

Плюнув на злосчастные огурцы, отодвигаюсь от стеллажей и поворачиваюсь к Никонову. В сарае места совсем немного, так что мы оказываемся достаточно близко, лицом к лицу.

— Ты опоздал с этим разговором на двенадцать лет, Максим, — произношу на выдохе. — Тогда, много лет назад, я бы послушала тебя. Узнала бы твою версию событий. Может прониклась бы даже. А сейчас твоя правда не нужна мне. У меня своя жизнь, семья, дом, работа. Совершенно не до тебя и твоего покаяния.

—

Какая семья, Уль? Думаешь, я не знаю, что нет никакой семьи? — он не издевается надо мной, в вопросе ни грамма сарказма.

— На что ты намекаешь?

— На то, что развелась ты со своим мужем, — говорит уверенно.

— Откуда узнал? Разнюхивал, выспрашивал обо мне? — заглядываю Максиму в лицо, но оно непроницаемо.

— Нет. Глеб сказал, а ему Лешка.

Так, ладно, спокойно. Такое вполне возможно.

— Моя семья — это мой сын, Максим. И то, что у меня нет мужа, вовсе не значит, что я одна.

Вообще-то, ухажер есть — отец моего бывшего ученика, который периодически напоминает о себе и зовет на свидание. Правда, я так ни разу на него и не сходила.

— И где он, твой мужчина? — Максим потирает бровь.

— Я не обязана отчитываться перед тобой.

Прохожу мимо него, но Никонов не пускает. Обхватывает меня за талию, разворачивает лицом к себе.

— Я скучал по тебе, Уль, — выдыхает мне в волосы.

Во рту мгновенно пересыхает, а сердце начинает учащенно биться. Я не ожидала услышать эти слова. Что угодно, но точно не их.

— Прекрати! — пытаюсь выпутаться, но Никонов впивается пальцами в талию еще сильнее.

Я хватаюсь за руки Максима, не давая ему ничего сделать, отталкиваюсь от него, чтобы не притянул меня к себе ближе.

— Я уехал, потому что моя бывшая девушка сказала о своей беременности. Мне нужно было убедиться в том, что она врет. Но когда я приехал в Америку, она уже была на шестом месяце.

— Значит, ты сделал выбор в пользу беременной бывшей? — говорить тяжело.

— Я сделал выбор в пользу своего ребенка, Ульяна.

А мой ребенок? Наш?! Как же Лешка? Ведь он твой! Черт возьми, да он даже похож на тебя! Пройдет еще несколько лет, и он станет твоей маленькой копией. Но тебе до этого нет никакого дела, да, Максим?

— Ты должна меня понять. У тебя у самой сын.

Твой сын, черт бы тебя побрал! Твой!

— Как ты мне тогда сказал, Максим? Не нужна, да? А сейчас к чему это все? Резко нужна стала? Чего ты добиваешься?

— Я хочу, чтобы ты поняла мои мотивы.

— Я поняла. Окей. Дальше что? — внутри меня все кровоточит от боли.

Воспоминания не свежи, но они живы, до сих пор причиняют боль.

Максим по-прежнему не отпускает меня, но и не делает еще больших попыток к сближению.

— Чего ты ждал от меня? Сочувствия? Пожалеть тебя?

— Ты поступил со мной некрасиво, Максим. Сначала соврал, а потом отмахнулся от меня. Знаешь, через что я прошла? Знаешь, сколько слез выплакала? Нет, конечно, не знаешь. Ведь ты сделал выбор в пользу другой.

Убираю руки с предплечий Максима и грубо стираю слезы со своих щек.