Бывшие. Соври, что любишь

Черничная Даша

— Смирнова? — спрашиваю вместо приветствия.

На том конце заминка.

— Это кто? — спрашивает знакомый голос.

— Никонов.

— Э-э… я ничего не понимаю.Что делает у тебя телефон Ульяны? — спрашивает нервно.

Быстро пересказываю, что произошло, и называю больницу, куда везут Лешу и Ульяну.

— Буду через десять минут! — выкрикивает Настя.

Слышно, что она очень испугалась за подругу. Думаю, будет лучше, если она приедет, вдруг Настя знает что-нибудь важное, что пригодится врачам. Возможно, про аллергию

или что-то в этом роде.

У въезда в больницу мы с машиной скорой разделяемся, так как нас не пускают даже за ворота.

Бросаю тачку криво посреди тротуара, и за руку с Глебом мы летим в приемный покой.

Здесь нам говорят, что обоих увезли на обследование. И у Лешки, и Ульяны подозрение на ЧМТ. Показывают, где можно подождать.

Снова бежим с Глебом под неодобрительными взгляды медперсонала.

— Куда! — кричит медсестра, когда мы вступаем на запретную территорию. — Не видишь, написано: «Посторонним вход запрещен!» Садитесь тут!

— Мне нужно узнать, что с женщиной и ребенком. Их только что привезли на скорой после аварии.

— Фамилия?

— Стафеевы они. Мать и сын.

— Садись, — говорит более снисходительно. — Сейчас узнаем.

Ее нет страшно долго, кажется целую вечность. За это время я прокручиваю в голове сценарии один страшнее другого.

Злюсь на себя, что отпустил их на неисправной машине, на Улю за то, что дохера самостоятельна. На судьбу за то, что когда-то развела нас.

«Спаси их, пожалуйста… спаси!» — в голове мой немой крик.

До боли сжимаю руки, но не чувствую ничего. Голова гудит. Они должны жить. Должны. А со всем остальным я разберусь. Найду лучших врачей, поставлю на ноги обоих!

— Пап, я пить хочу, — жалобно говорит Глеб.

— Сам сможешь купить? — протягиваю ему карточку.

— Конечно.

Сын убегает, а спустя несколько минут выходит та же медсестра, подходит ко мне.

— Ну что там?

— Да не переживайте вы так, — говорит до бешенства спокойно. — Оба пришли в сознание, ими занимаются. Мальчика сильнее приложило, ему ставят среднюю степень тяжести. Руки-ноги тоже пострадали. В общем, ждите, врач выйдет — все расскажет. И вот еще, заберите документы.

Отдает мне свидетельство Лешки и паспорт Ули.

— Спасибо вам.

Женщина улыбается:

— Не переживайте, правда. Их смотрят лучшие врачи.

Киваю ей, а сам возвращаюсь на стул. Верчу в руках документы, не сразу обращая внимание на одну важную деталь.

В свидетельстве у Леши в графе «отец» прочерк.

Почему Ульяна не вписала Дениса?

Смотрю на день рождения Леши. К горлу подкатывает ком. Цифры прыгают перед глазами.

Пытаюсь посчитать. Когда мы были вместе? Когда был последний секс? Башка не варит. Все это очень сложно вспоминать, потому что прошло тринадцать лет. Зима была. Перед новым годом где-то.

— Привет, Максим. Как они? — появляется Настя.

Она тяжело дышит, видимо, тоже бежала. Взмыленная, испуганная.

— Их осматривают.

Коротко

пересказываю то, что знаю, а потом снова опускаю взгляд в документ.

Пытаюсь вспомнить наш последний разговор с Улей, который состоялся, когда я уже уехал в США, но ничего не выходит. Что она мне говорила? Не помню, хоть убей. Плакала, помню. Не верила. А я что сказал?

Ни черта не могу вспомнить.

Если бы отцом Леши был Денис, он был бы вписан в свидетельство. Тут же всплывает в памяти картина, как вчера Лешка кричал Стафееву сначала «Папа», но потом назвал его просто по имени.

Поднимаю взгляд на бледную Смирнову, которая сидит рядом.

— Настя. Почему в свидетельстве у Лешки в графе «отец» прочерк?

Ее взгляд бегает, она бледнеет еще сильнее, хотя, казалось бы, куда больше?

— Настя. Кто настоящий отец Лешки?

Глава 32

Максим

— Настя, — мне кажется, мой голос звучит жалко.

Не может так растерянно говорить сорокалетний мужик. В этом возрасте вообще есть что-то, что может шокировать?

Экономический кризис? Обвал валюты? Девальвация? Революция? Пандемия? Землетрясение? Я вас умоляю.

— Настя… — голос все-таки срывается до шепота.

Настя отворачивается от меня, прячет глаза, а я ощущаю себя маленьким мальчиком, которого мать оставила в огромной очереди, а сама ушла.

Весь мой мир — выверенный, четкий — трещит по швам, как прохудившаяся ветошь.

Лешка не может быть моим сыном.

Во-первых, Ульяна бы никогда так со мной не поступила, она бы не стала скрывать, что у нее ребенок от меня. Да, я обошелся с ней нехорошо, бросил, оставил одну, но она не такая!

Во-вторых, отец Лешки — Денис! Лешка называл его «папа»!

Но в графе «отец» пусто, имени Дениса там нет.

Пытаюсь представить ситуацию, в которой мой ребенок остается без отца в свидетельстве о рождении, при этом я нахожусь в законном браке с его матерью.

Я честно пытаюсь сообразить, нарисовать в голове картину, но, как ни крути, ничего не получается. Этот сраный пазл не складывается.

Кладу руки на плечо Насти и насильно разворачиваю ее к себе.

— Кто отец Леши? — спрашиваю четко, по слогам, уже более уверенным голосом.

Настя все-таки поднимает на меня уставший, немного грустный взгляд.

— Макс, давай ты не будешь задавать мне таких вопросов?

— Кому мне сейчас задать этот вопрос, Насть?

— Точно не мне. Никонов, ты чего от меня ждешь? Я тебе ничего не могу рассказать, кроме того, что ты просто уничтожил Ульяну своим отъездом. Нет, даже не так. Тем, что ты так некрасиво бросил ее. Сказал, что едешь на несколько дней, и пропал. А потом — «Ты не нужна мне».

Я не помню этих своих слов, но понимаю, что мог сказать такое, чтобы обрубить все сразу. Жестоко? Жестоко. Еще как. Но тогда я не видел другого исхода. Я не хотел, чтобы Ульяна на что-то надеялась и ждала меня.