Бывшие. Соври, что любишь
Шрифт:
— Ну не прям с каждым! — Леша шмыгает носом. — Кое с чем я все-таки пойду к папе.
И улыбается, уже спокойнее.
— К папе так к папе, — согласно киваю.
Глава 5
Максим
Барабаню пальцами по рулю, выглядывая Ульяну в дверях школы.
Она ожидаемо не выходит. Сейчас середина учебного дня, а она учительница. Черт, конечно, Уля не выйдет сейчас из школы. Наверняка у нее идет урок или она готовится к следующему.
Вообще мне нужно быть на стройке.
У нас идет
Я сижу в тачке и смотрю в лобовое стекло. В школьном дворе пусто, даже персонал школы здесь не ходит.
Завожу мотор и проезжаю квартал, останавливаюсь у панельной пятиэтажки, выхожу на улицу и иду к подъезду. Сажусь на низкую лавочку, закуриваю.
С ума сойти, это и вправду Ульяна.
Если бы не ее имя, произнесенное директрисой, я бы хрен узнал в этой холеной, ухоженной женщине ту самую Ульяну. Мурашкину Ульку. Дурочку, которая вылила на меня кофе за то, что я припарковался на месте для инвалидов.
Ее глаза, полные шока, когда она поняла, что я ее препод, я не забуду никогда.
Да и саму Ульяну я не забывал.
Прошло двенадцать лет, а я до сих пор помню, как у нас все начиналось. Помню, какими глазами она тогда на меня смотрела, как смело признавалась в любви. С отцом хотела познакомить. Но мне это знакомство было не нужно — я не понимал, к чему у нас все идет.
А потом и вовсе пришлось порвать с ней. Не сохранилось в памяти, что говорил, только ее слезы и шок. Херню сморозил, лишь бы отвадить ее, чтобы раз и навсегда.
Я не хотел делать ей больно… но судьба распорядилась так, что моя бывшая забеременела. И сказала она мне это на шестом месяце.
Я летел в Америку в надежде, что Моника все выдумала, лишь бы восстановить наши отношения. Думал, слетаю на пару дней и вернусь к Ульке. Встретим новый год вместе, а потом поедем в то самое место — на базу отдыха в сосновом лесу.
Но вернулся на Родину я лишь сейчас, спустя двенадцать лет.
Мои родители и родители Моники были категоричны. Брак. И никак иначе. Наплодили? Наплодили. Вот и расхлебывайте.
Я решил, что ради ребенка стоит попробовать. Только ради него.
Что из этого вышло? Да собственно, ничего хорошего.
К сожалению, мало иметь ребенка для того, чтобы построить нормальную полноценную семью. Должно быть что-то еще между людьми, а у нас этого с Моникой не было.
Об Ульяне же я думал часто. Через пару месяцев после того, как я сказал ей, что не вернусь, сорвался. Я полез по всем соцсетям, чтобы увидеть, чем же сейчас живет Ульяна Мурашкина. Успокоилась ли она? Переболела?
Но ее страницы зияли пустотой. Все фото снесены, информация удалена, диалоги также удалены. Она исчезла из
Новых фото с ней не было. Даже на странице ее лучшей подруги Насти. Ульяна будто провалилась сквозь землю.
Через полгода, когда я понял, что она так и не возобновила ведение своих страниц, мне снесло башню окончательно. Катастрофически необходимо было знать — что с ней, как она? Поэтому я пошел через знакомых.
Антон сказал, что у него нет никакой информации о подруге своей сестры, то бишь Ульяны. Якобы он ее сто лет не видел и не слышал ничего о ней, в гости к Насте та не приходит.
Звонок Насте тоже ничего не принес. Подруга Ули разговаривала привычно сухо, с нотками раздражения. Она лишь сказала, что у Ульяны все в порядке и попросила — цитата: «Свалить нахер из ее жизни».
Ясно. Понятно.
Последним был мой отец, ректор вуза, в котором училась Ульяна, где мы собственно и познакомились. Ему я сказал, что мне интересна судьба нерадивой студентки. На что батя лишь ответил, что Мурашкина Ульяна закончила вуз с красным дипломом. Все.
Примерно через год после отъезда я связал себя по рукам и ногам и заставил вырубить это неугомонное чувство и потребность в этой девчонке.
Тем более что у Глеба начались проблемы со здоровьем, а Монике… Монике, как оказалось, насрать на него. Ее больше интересовали собственные потребности, а до ребенка ей не было никакого дела.
Уля охренеть как изменилась. Просто другой человек. И по внешнему виду, и по поведению. Нет больше безбашенности, легкости, веселья. Нет бешеных кудрей, веснушек и лучезарной улыбки.
Теперь это потрясающая женщина. Такая, которой вслед открывают рты. Фигура подтянутая, осанка ровная, взгляд… стервы.
К намеченному времени возвращаюсь обратно в школу.
— Хай, па, — Глеб плюхается рядом.
Мельком бросаю взгляд на синяк на его скуле. Сын Ули неплохо приложил моего, надо сказать.
— Привет. Как дела? — спрашиваю сына.
— I’m fine, dad, — бросает мне нервно.
— Больше разборок не было?
— No.
Вздыхаю. Тянусь к кнопке старта и завожу тачку, выруливаю на дорогу, бросая последний взгляд на школу. Ули нет.
— Почему ты подрался с тем мальчиком? Как его… Леша, да?
— Because he is a dumb ass! — рычит зло.
— По-русски! — повышаю голос.
Глеб отлично знает два языка, но, когда нервничает, иногда их путает. У нас с ним уговор: когда мы на родине, он говорит на русском, вне ее пределов — на английском.
— Все нормально, пап. Подрался — и подрался.
— Причина будет?
— Это обычные мужские разборки! — произносит высокопарно.
А я невольно поджимаю губы, чтобы сдержать улыбку.