Бывших не бывает
Шрифт:
«Слава тебе, Господи! Заговорил! На упоминание жены заговорил! Теперь давить и давить. Не останавливаться, не давать ему уйти обратно».
– У твоей жены есть достойная могила, её отпели по-христиански, за неё отомстили, – отец Меркурий возвысил голос. – Живы твои сыновья и внуки. Ты им нужен. А от моей семьи осталась только кучка пепла.
Аристарх молчал.
«Молчит. Но слушает. Слушает!»
– Так что я знаю, – продолжил отец Меркурий. – Знаю даже больше того. Ты спас село, людей, которым служил всю жизнь. Ценой своей крови и смерти жены, но спас. А я не смог спасти свой полк, который после гибели жены и сыновей стал моей семьёй. Они легли там, где я их поставил. Тысяча человек. Некоторые из них знали меня ещё мальчишкой. Другие играли вместе со мной, когда мы едва научились
Аристарх никак не отреагировал.
«Не отвечает, но все же слушает. Дальше, Макарий! Дальше!»
– А ты предал её. Сдал без боя. Стена, даже разрушенная, стеной остаётся. И стоять на ней до последнего вздоха надо. За стеной город, храмы, люди. А ты их на поругание отдать решил. В смерть сбежать! Предатель! Нам в последнем моём бою воевода сказал: «Сегодня я не призываю вас умереть во славу базилевса, я приказываю – не смейте умирать, пока не подойдет базилевс, а если умрете, не смейте падать!» Вот что ты должен делать! А ты что делаешь, трус?! Решил дезертировать?! Бежать со стены, бежать от строя, бежать от своей битвы?! Трус! Предатель! Клятвы забыл! Товарищей бросил! Память жены предал! Что ж, беги – покаешься у Господнего престола! Я не отпущу тебе этого греха! Не в моих слабых силах вдохнуть мужество в того, кто изгнал его из своей души. Сейчас я помажу тебя святым елеем, испрошу у Господа исцеления для тебя, а дальше всё в руце его и твоей.
Староста не шевелился.
– Хочешь умирать – умирай. Это не так уж больно и страшно. Только не жди того, что ты будешь с женой. Она приняла мученическую смерть, защищая свой дом, а ты… Трусов в рай не пускают. Никогда. Нигде [93] . Но один раз ты её увидишь! Чтобы она могла плюнуть тебе в глаза! За то, что бросил детей и внуков! За то, что бросил односельчан! Ты же не раз спасал их, когда сотня уходила в поход! На кого теперь их оставишь? Есть тот, кто примет твоё дело, кто сможет его делать? Да тебе-то что, ты же и так мёртвый! Пусть ратники вернутся к головешкам, как вернулся я! Пусть твоя жена увидит, как её дети падут в безнадёжном бою, а внуков поведут на рабский рынок! У нас такого, как ты, не было. Наших жён и детей некому было защитить, а ты своих бросил! Бог тебе судья, бывший воин. Воинский дух ты утратил…
93
Сам того не зная, отец Меркурий задел очень чувствительную струну в душе Аристарха. Дело в том, что Аристарх принадлежит к жречеству. Он потворник Перуна (см. Красницкий Е. С. «Отрок. Стезя и место»), а трусов и предателей в Ирий не пускают. Тропа Перунова их не держит, и они вечно обречены прозябать в ледяном царстве Морёны.
– Ах ты в бога душу, печёнку и селезёнку мать через хомут в поперёк и наискось! – Аристарх даже приподнялся на лавке, глаза его заволокло даже не злобой, а какой-то бездонной, чуждой этому миру тьмой, он попытался цапнуть отца Меркурия, но сил не хватило, и с последними словами чёрной брани староста рухнул обратно, некоторое время лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, а потом прошептал: – Ну ты и сука…
«Вылез! Рвать готов! Будет жить! Будет! Ну, теперь дожать надо! Даже магией пытался ударить, раз кулаком сил нет. Видал я этот фокус с тьмой в глазах у дервишей – и правда, не зная, обосраться можно! К счастью, дьявол не властен передать своим адептам силу творить сверхъестественное. Рогов и копыт я не вижу, а фокусами меня точно не напугать!»
– Ошибаешься, – зло усмехнулся отец Меркурий. – Я мужского пола и оттого сукой быть не могу. А вот ты трус, что от боя своего бежит, то истина. Только вернуться ещё не поздно. Я могу помочь.
– Иди ты в жопу, – с той же запредельной усталостью, что и в начале разговора, отозвался Аристарх, отворачиваясь к стене, – дай помереть спокойно.
– И закрыться там изнутри? – усмехнулся отец Меркурий. – Не пойду. Там тихо, темно, тепло, но уж очень воняет. А я вонь не люблю. Гамото мунису! [94] Гамото коло су! Давай, гамото палиопаидо, отверни морду от стены, соборовать тебя мне всё равно надо, так что не мешай. Без причастия
94
По цензурным соображениям дословный перевод греческих идиом из речи отца Меркурия невозможен. Для интересующихся сообщаю, что отец Меркурий называет Аристарха мерзавцем и подонком и предрекает ему весьма насыщенную и противоестественную половую жизнь.
«Он как будто хрюкнул, или мне показалось?»
– Рожу поверни, я сказал! – отставной хилиарх рассердился по-настоящему. – Какой пример подаёшь? Сам подыхай, раз хочешь, но паству мне не смущай! И семью свою тоже! И покайся перед Ним, пока не поздно, хотя бы в мыслях невысказанных. Быть может, Он сжалится над тобой и призовёт тебя быстро и без мучений, раз уж ты решил бежать от своего боя. Он милосерднее меня и может простить твои грехи. Я буду молить его об этом. И о том, чтобы он добавил тебе разума и мужества, раз ты растерял свои!
Отец Меркурий подошёл к двери, открыл её и возгласил:
– Входите, православные!
«Послушается или нет? Хоть в этом смог я до него достучаться или нет? Господи, спаси его, поверни к жизни! Он здесь нужен, нужен и нужен…»
Священник обернулся и не смог сдержать вздох облегчения – староста всё же послушался и теперь лежал на спине, сложив руки на груди.
«Создатель, благодарю тебя!»
Домочадцы Аристарха заполнили горницу. Отец Меркурий тяжело вздохнул, помолчал, повернулся к ложу старосты и возгласил:
– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков! – после чего осенил болящего крестом.
– Аминь! – нестройно отозвались родственники.
Аристарх молчал. В глазах его вновь была лишь тоска да запредельная усталость. Даже злоба и тьма ушли.
«Господи, спаси и помилуй раба Твоего Аристарха! Вразуми его, Господи! Прости его, ибо он солдат, а ты милостлив к нашему не святому братству! Помоги ему, ибо он отчаялся! Дай ему смысл и надежду!»
Взгляд старосты не изменился ни когда отец Меркурий читал Канон, ни когда читал ектенью, ни когда святил елей, ни когда читал Апостола и Евангелие, ни собственно во время помазания. Аристарх просто смотрел в потолок и отличался от покойника лишь наличием дыхания.
«Господи, но почему? Он ведь из того же теста, что и я, эпарх Кирилл, декарх Георгий, дука Варда Вурц. Он сильный, он может справиться, я чувствую, Господи! Вразуми его, пожалей малых сих, которых он всегда защищал!»
Обласканный и дополнительно одаренный отец Меркурий вышел с подворья Аристарха и направился к дому десятника Егора.
«Стыдно! За что они меня благодарили? Я же ничего не добился! Бог не услышал меня, Аристарх как лежал, так и лежит, а они всё равно нанесли подношений. И не взять нельзя! Ну серебро не пропадёт и будет пущено на благое дело: нужны книги, иконы, священные сосуды, да и для школы много чего понадобится, но что делать со снедью? Сам я столько не съем, а нищих, чтобы им раздать, тут нет. Решено – ночью тайно оставлю торбу с едой возле самого бедного дома, какой увижу!
И всё же ты проиграл! А может, нет, и отчаиваться рано? Он ведь на миг вылез из своей скорлупы, в глотку вцепиться хотел… Может быть, Господь ещё смилостивится над ним и над своим недостойным слугой? Как же с такими тяжело – он всё знает… Сам, наверное, много раз вот так орал на уставшего жить… Да и говорил ты, правду сказать, все подряд – наобум словами бросался, как всегда, впрочем – тут никогда не угадаешь заранее… А с тобой Ослиному Члену легко было? Ты же тоже знаешь все заходы. И он знал, что ты знаешь, но ведь сумел! Так что завтра опять пойдёшь, Макарий! И послезавтра. И будешь ходить, пока не вытащишь его или пока он не умрёт. А сейчас надо идти к рабе Божьей Марине – жене декарха Георгия.