Бывших не бывает
Шрифт:
– Упокой, Господи, душу воина Фрола, живот свой на брани положившего, – отец Меркурий перекрестился.
– А у тебя, отче, прости, дети есть? – вдруг вступил в разговор боярин Фёдор.
– Были. Жена тоже.
– Померли? – спросил боярин Фёдор с видимым участием. – Как звали-то их?
– Нет, убили. А звали жену Еленой, а сыновей Николай и Маврикий.
– Сарацины? Али печенеги? – влез в разговор Никифор.
– Наёмные фряги [88] .
– Понятно, – протянул воевода. – Ты в походе тогда был?
88
Фряги (др. – рус.) – итальянцы.
– Да.
–
– Нет, раньше ещё.
– Понятно… Давай тогда и твоих, и моих помянем, – воевода кивнул сыну.
Выпили на помин души. Помолчали. Потом Корней встряхнулся:
– Кхе! Чего это мы, мужи? Не время сырость разводить, да и не место. Лавруха, волоки меня в парную!
Отец Меркурий лежал на полке, подставляя венику то один, то другой бок, и думал. Как ни странно, раздающиеся сверху экстатические звуки, издаваемые боярином Фёдором, которого Лука безжалостно охаживал веником, мыслительному процессу очень даже помогали.
«Итак, что мы имеем в этой бане? Самого воеводу Корнея, полусотника Луку, боярина Фёдора, купца Никифора, десятника Георгия и Лавра, который за всё это время не произнёс ни слова. Почему именно они? Давай думать, Макарий. Итак, что нам вывалили во время разговоров почтенные матери семейств? И как это соотносится с тем, что мы с тобой узнали другими путями. Давай-ка последовательно…
Первое – умирает староста. Умирает не от старости, а оттого что его сильно ранили во время недавнего бунта рабов. Рабов подбили на бунт какие-то заболотные, из чего следует, что тут есть болото, а за болотом живут некие личности, не питающие к моей пастве братских чувств. А ещё прихожанки поведали, что у старосты бунтовщики убили жену, и это его подкосило. Говорят, что, когда вернулся в село после боя, держался, хоть и ранен был тяжко, а как про жену узнал, впал в беспамятство и не выходил из него несколько дней. А как вышел, всё молчит…
Второе – староста воеводе Кириллу друг детства, товарищ, брат и соправитель, но его по понятным причинам тут нет. Значит, кто-то за него. Кто? Может быть, рыжий полусотник по прозвищу Говорун? Не знаю, не знаю. Он скорее похож на правую руку Корнея, но руку, а не вторую голову. Значит, полусотника пока определим в заместители, префекты претория.
Третье – боярин Фёдор. Сборщик налогов и представитель князя. Друг юности воеводы Кирилла. Похоже, что и сейчас друг и соратник, но, видимо, всё же до определённых пределов – он сейчас по другому ведомству служит, и это не может не сказываться. Зачем он здесь? Постой-ка, Макарий, тебе же рассказывали, когда воевода ещё не оправился до конца от ран, его власть хотел перехватить некто Пимен и уже начал смазывать колёсики при княжьем дворе, но раб божий Кирилл успел раньше, представив ко двору себя и внуков, после чего князь передумал распускать ратнинскую сотню… А обеспечил эту комбинацию не кто иной, как боярин Фёдор, предупредив друга и щедро сыпанув песочка в смазанные Пименом колёсики. В результате всего этого Пимен скоропостижно умер. Феофан предполагал, что от острого отравления железом. Понятно, значит, боярин здесь ради обсуждения политических вопросов.
Четвёртое. Купец Никифор. Богат, любит лезть в политику, но не явно, а дёргать за ниточки. Осторожен. О том, насколько он богат и какие ниточки у него в руках, догадываются немногие. Дядюшка поднадзорного. Подозрительно много крутился в Турове вокруг князей и владыки. К Варваре тоже захаживал. Паникадило пожертвовал. Но больше всего обхаживал князя Городненского. Даже снял на время привычную личину средней руки купчишки. Видимо, много поставил на это дело. Очень много. Может быть, что и голову. Похоже, имеет непосредственное отношение к помолвке поднадзорного. Что он хочет с этого поиметь? И что хочет поиметь с поднадзорного и его деда? И что дед с внуком хотят от него?
Пятое. Бунт рабов был не единственным бунтом в селе. Летом случился ещё один, и бунтовали уже ратники. Вскоре после безвременной кончины Пимена. Бунтовщики хотели другого базилевса, тьфу, сотника. Но Кирилл опять успел раньше – на
Шестое. Десятник Георгий. Обладает повадками разведчика-акрита, причём такого, которому никто не указ, кроме его командира, хотя тщательно это скрывает. Если бы я не служил бок о бок с подобными ему и не ходил с ними в разведку глубоко в варварские земли, то я бы этого не понял. В юности Георгий был наёмником, но не в империи. Интересно, где? Во время бунта рабов его жена убила двух мятежников, но после этого лежит в нервной горячке, однако её муж здесь, а не с ней, хотя жену носит на руках. Во время бунта ратников Георгий держал нейтралитет, как, кстати, и отсутствующий здесь староста. Не от старосты ли он? Вполне возможно. Особенно если предположить, что тайной службой тут ведает как раз староста. И ещё один примечательный факт: после бунта ратников состоялся поход за то самое Болото, и с этого похода Георгий вместе с десятком всегда находился при моём поднадзорном. Видимо они увидели там нечто, заставившее их на полном серьёзе величать Михаила сотником и подчиняться ему. Это при том, как разведчики склонны к чинопочитанию… И ещё. К Михаилу Егора приставил не кто-нибудь, а сам добрый дедушка Корней, чем вызвал удивление многих. А Егор взял да и пошёл, что удивило всех ещё больше.
Седьмое. После бунта рабов воевода зверствует. В особом неистовстве пребывает оттого, что ранен его друг и соправитель, и неизвестно, выживет ли. Бунтовщиков казнили страшно, и закончили недавно. Вот только неистовства я в эпархе Кирилле не заметил: спокоен, расчётлив и размягчить меня разговором о ранах и смерти близких пытался вполне грамотно и даже почти в этом преуспел. Определённо в здешних вениках, которыми меня сейчас хлещут, есть что-то такое, что проясняет сознание. По крайней мере, мне.
Восьмое. Несколько рабов, замешанных в бунте, всё ещё живы. Говорят, что их не казнили только потому, что они родственники волчат моего поднадзорного. Оказывается, он набирает себе бойцов в том числе и из рабов, обещая им свободу, гражданские права и возможность выкупить свою родню. В случае смерти такого бойца мой подзащитный выкупает его семью из рабства. Михаил поклялся в том, и клятву держит, за что его бойцы платят ему беззаветной верностью. Интересно, что же тогда сподвигло этих несчастных бунтовать?
Восьмое с половиной. Кроме вольноотпущенников среди Михаиловых волчат много подданных той самой языческой боярыни, о которой мне говорила Варвара как об оглашенной. Однако здесь её считают языческой жрицей и колдуньей, причём в её колдовской силе не сомневаются самые твёрдые христианки, ибо христиане предпочитали об этом помалкивать. Но тем не менее новобранцев Михаилу предоставила она и против крещения отроков не возражала.
Девятое. В селе есть пришлые ратники. Ратников привёл некто Алексей, побратим отца моего поднадзорного. И по утверждениям нескольких христианок, прости им, Господи, любовник его матери. Пришлых в селе не любят. Особенно после того, что они сотворили с приговорёнными к казни за бунт бунтовщицами. Смертников не трогают, а они насиловали этих несчастных всю ночь, да так, что некоторые до палача просто не дожили. Кстати, этого Алексея ты видел, Макарий, – это тот самый седоголовый, что хватался за меч на Буреевом дворе. И одного из его людей тоже – того самого титькой битого…
Постой, а кто сидел с луками на крышах? Не Алексеевы ли люди? А зачем?
Макарий, ты не осёл, ты задница! Почему поднадзорный увёл своё войско к себе в замок? Да потому, что, войди он в село, ему бы приказали выдать родственников бунтовщиков, которых тут же бы и убили, а лучники на случай сопротивления! А он этого сделать не мог – это сразу превратило бы в ничто все клятвы, что связывают его и его бойцов. Да и не отдал бы он, а это открытый бунт, и деду пришлось бы резать внука. Эпарх Кирилл, это кто же тебя так подставил? Видать, не дорезал ты бунтовщиков, и они стали умнее…